Шел снег

— Это совсем не похоже на наше шампанское, — заметил д’Эрбини, поглаживая усы.

Он сменил военную форму на ярко-красный атласный халат с подкладкой на лисьем меху. Капитан нехотя закусил вино ложечкой варенья. Тем временем Полен приготовил постель, аккуратно разостлав скатерти вместо простыней. В это время со двора донесся лай цепных псов, привязанных перед домом.

— Надо было свернуть шею этим горлопанам! Полен, иди посмотри!

Слуга выглянул в окно и сообщил, что какие-то гражданские болтают с часовыми.

— Ступай вниз и узнай, что там такое!

Капитан налил себе полный стакан и посмотрелся в зеркало, висевшее над столом. Сегодня вечером в этом московском наряде, без каски, со стаканом в руке он определенно себе нравился. «За мое здоровье!» — подмигнул он своему отражению.

Скромное убранство этих просторных комнат чем-то напомнило ему детство, проведенное в замке неподалеку от Руана, а точнее, в отцовском поместье д’Эрбини. К обеду в доме любили собираться гости: соседи, семейный священник, разорившиеся дворяне. Зимними вечерами все садились у единственного действующего камина. Д’Эрбини очень рано поступил на военную службу в Национальную гвардию, где и постигал все тонкости военного дела. Он не на словах, а на деле знал, что такое убивать, ходить в атаку и получать медали. Он столько раз уходил от смерти, что воспринимал это как должное. Однажды он всадил саблю в живот человеку только за то, что тот дерзко посмотрел на него. В другой раз он жестоко избил таможенника, который хотел взять с него плату за въезд в Париж. А тот случай в Вожираре, когда между драгунами и стрелками в кабаке завязалась смертельная драка…

В комнату вбежал Полен:

— Месье, месье….

— Стоять! Скотина!

— Там бродячие комедианты. Просятся приютить.

— Нет у меня места для цыган. Понял?

— Это французы, месье. Они жили в зеленом домике напротив, который разграбили наши молодцы…

— Пусть спят на земле! Очень полезно для позвоночника. Таких людей надо ставить на место.

— Я думал…

— Разве я плачу тебе за то, чтобы ты думал, тупица?

— Там есть молодые женщины…

— Красивые?

— Пожалуй, да…

— Веди их сюда! Посмотрим, — капитан подкрутил усы, — может, это судьба.

Едва он успел окропить себя одеколоном, который остался от графини, как явилась «судьба». Она вошла вместе с громогласной мадам Авророй, которая толкала перед собой драгуна, сердито колотя его в спину крепко сжатыми кулаками. Размахивая шалью, она тут же набросилась на капитана:

— Вы командир этих негодяев?

Д’Эрбини не успел открыть рот, чтобы ответить актрисе, как на него посыпалось:

— Объясните мне, почему вместо ремня я вижу на брюхе этого типа свою шаль? — Она с силой ударила растерявшегося драгуна в живот. — Я знаю, это ваши солдаты все разворовали в нашем доме, где мы жили два месяца! Я требую…

— Замолчите, — сказал капитан, вставая с кресла, — вы ничего не можете требовать. Весь город принадлежит нам. Эй, ты! Что ты там вытворяешь?

Виалату положил свой шлем центуриона на столик и стал примерять каску д’Эрбини, но она оказалась ему слишком велика.

— Не трогать мои вещи! — закричал капитан.

— А с нашими вещами вы как поступаете? — горячилась мадам Аврора, которую вовсе не смутил окрик офицера.

— Между прочим, — заговорил Виалату, — у нас есть выход на императора. Один из его секретарей лично доставил нас сюда.

— Весьма любезный молодой человек… в отличие от некоторых, — с явной насмешкой процедила рыжая особа, привыкшая к ролям субреток.

Капитан смягчился, взглянув на юную актрису, которая показалась ему легкой добычей.

— Ладно… Солдат ведь тоже можно понять… К тому же мы соотечественники… Как-нибудь договоримся. Здесь всем хватит места. Полен! Позаботься о наших новых друзьях! А для вас, мадмуазель, я предоставляю свою комнату, где опочивал сам граф.

— И вы с нами остаетесь? — не без иронии спросила мадмуазель Орнелла. Она не сомневалась, что капитан положил на нее глаз.

— Посмотрим, посмотрим…

Д’Эрбини положил на место каску, а Полен со свечою в руках увел остальных артистов. Обе избранницы уселись на краю огромной кровати и, посмеиваясь, начали шептаться. Некоторое время капитан в нерешительности стоял посреди комнаты, затем, желая прекратить эти смешки, осведомился, как зовут прелестных дам.

— Жанна, — представилась мадмуазель Орнелла, которую вне театра звали Жанной Модр. — А это Катрин.

— Катрин? Это рифмуется с интим. Или я ошибаюсь?

Обе красотки прыснули от смеха.

— А Жанна с чем рифмуется?

— Погодите, погодите…

Застигнутый врасплох, капитан нахмурил лоб, тщетно пытаясь найти какое-нибудь созвучие, но кроме «ванна» и «манна» в голову ничего не приходило…

— Ой! А что у вас с правой рукой? — спросила Катрин.

— С правой рукой?

Он поднял культю, закрытую рукавом рубашки.

— Моя правая рука осталась где-то в России, мои дорогие красавицы, но порой мне кажется, что я шевелю пальцами.