Шел трамвай десятый номер…

Безработный хохочет. Водитель тоже хохочет. Гогочет Школьник. Улыбается Фотограф. Хихикает Молодая Особа. И даже вой охотничьего манка для уток не заставляет их успокоиться. Вагон качает на повороте.

– Хам! – кричит Мадам. – Хамы!

И, яростно помогая себе зонтом, марширует к дверям.

Вслед ей дудят из шкафов клаксоны.

Тут Мадам просыпается, обнаруживает, что сидит она в вагоне, что рядом нет никаких шкафов, и что проехала свою остановку, а никто и не подумал ей об этом сообщить.

– Хамы! – с достоинством произносит она и торопится к выходу, помогая себе зонтом.

Сапфо и инопланетяне

– Ну, вы слышали уже новость? – удобно устраиваясь у окна, спрашивает Бабуля у сидящей напротив дамы в плаще цвета увядшей магнолии.

– А что такое? – тревожится дама.

– Ну, как же, – закатывает глаза Бабуля, предвкушая наслаждение. – Скоро нас всех колонизуют.

– Колонизируют, – сдавленным шепотом поправляет Бабулю Школьник.

– Не груби бабушке! – шипит Бабуля, но, тем не менее, исправляется:

– Колонизируют! Нас всех!

– Святые угодники! – вскрикивает дама напротив и прикрывает рот ладошкой. – А известно ли – кто?

– Конечно, известно! – победно сверкая глазами, молвит Бабуля. – Инопланетяне.

– Ой, – глухо всхлипывает собеседница. – И что – скоро?

– Да они уже летят к нам! Просто от их галактики до нашей – сколько-то там тысяч световых лет, точно не помню – сколько. Это было в утренней газете! Лет через пять примерно они долетят, и тогда захватят нас!

– И что же будет?

– Ну, что будет – никто в точности не знает. Британские ученые предполагают, что инопланетяне будут ставить над нами всякие опыты. У них ведь нет никаких чувств, только разум, поэтому они даже не поймут, что причиняют нам страдания. А потом они сотрут нашу память, и мы забудем, кто мы, откуда – всё забудем напрочь.

– Скорее бы они прилетели, – с чувством молвит Безработный.

– А вот как раз двое уже тут! – объявляет Кондуктор.

И в этот момент все замечают среди вошедших в салон пассажиров двух странных типов с зелёными лицами и зелёными же рожками, заканчивающимися маленькими шариками.

Дама в магнолиевом плаще беззвучно вскрикивает и совершает неуклюжую попытку спрятаться под сиденьем, Бабуля закрывает лицо шляпой, а Школьник и Молодая Особа, вытянув шеи, с живым интересом разглядывают пришельцев.

– Пардон, дамы, – хрипло молвит один из колонизаторов. – Не хотели вас напугать. У нас завал полный – вчера был международный день бутафора; ну, бутафоры, натурально, отметили, как положено, а к ним и гримеры примазались, так что сегодня никто из них на работу не вышел. Пришлось вот самим дома гримироваться – кто как умеет.

– Мы актеры, – с некоторым запозданием поясняет второй пришелец.

– Театра юного зрителя, – уточняют оба, хором.

– Тьфу ты, Господи, – сердито бубнит Бабуля, нахлобучивая шляпу обратно.

– А я сразу поняла, что это никакие не пришельцы, – нагло врет дама в магнолиевом плаще.

Тут в проход протискивается Мадам, вошедшая в трамвай вслед за актерами. Она хищно оглядывается по сторонам в поисках Фотографа, который, заметив ее, пытается сжаться до размеров теннисного мяча, но тщетно.

– А, вон вы где! – кричит Мадам, словно полководец на поле боя. – Вы-то мне и нужны!

Энергично орудуя локтями и внушительным пакетом печенья, Мадам прокладывает себе дорогу к Фотографу. Приметив даму в магнолиевом плаще, она на мгновение замирает и даже слегка бледнеет, но потом, тряхнув головой, словно отгоняя осу, продолжает движение.

– Доброе утро! – говорит она Фотографу, плюхаясь на сиденье рядом с ним.

– Доброе… утро, – отвечает Фотограф, стараясь звучать холодно, но Мадам не улавливает намеков.

– Я начну сразу с сути, – говорит она и надгрызает печенье. – Угощайтесь, кстати!

Мадам протягивает пакет Фотографу, но тот отказывается угощаться, чему Мадам нескрываемо рада.

– Так вот, вчера я была в драмтеатре…

– О, нет, – предчувствуя неладное, стонет Фотограф.

– О да! – ликующим тоном молвит мадам и вынимает из пакета следующее печенье. – И угадайте, что произошло?

– Актер заметил вас в партере и от пережитого потрясения упал в оркестровую яму? – выдвигает предположение Кондуктор.

– Хам! – молвит Мадам и метким выстрелом отправляет крошку от печенья прямо в глаз Фотографу. – О, простите, я не хотела. Это всё вы виноваты!

Последняя реплика адресуется Кондуктору в комплекте с испепеляющим взглядом. Фотограф, вынув носовой платок, аккуратно извлекает из глаза крошку, а Мадам самозабвенно продолжает рассказ.

– Так вот, я была в театре. Там шла пьеса из жизни парижской богемы. Ну, вы представляете – море абсента, свободная любовь, творческий экстаз и прочее в таком духе.

Фотограф демонстративно зевает, выражая тем самым свое отношение к парижской богеме, в то время как Молодая Особа, сидящая в соседнем ряду, внимательно прислушивается. Ведь вскоре – она уверена – ей предстоит стать частью этого мира, и нужно заранее набираться опыта, чтобы потом не оплошать.