Шелест-2. Экспедитор

Дольше положенного задерживаться подле княжны Голицыной я не стал. Застолбил за собой кадриль и подался восвояси. Танец, с одной стороны, весёлый и живой, с другой, есть время постоять с партнёршей и перекинуться парой-тройкой слов. Вообще-то, я не думал ограничиваться одним танцем, дабы угодить даме, но Елена Митрофановна взглядом дала мне понять, что хорошего понемногу. С чем я легко согласился, потому как не желал упускать возможность прикоснуться к зелёному сукну. Разумеется, если сумею пробиться сквозь толпу желающих.

Наконец распорядитель начал зазывать пары для полонеза, открывающего любой бал. Я вооружился бокалом шампанского и отошёл в сторонку. Ну вот не люблю я все эти танцы. Никогда не любил. Уйти же сразу в игровую комнату не мог, так как должен танец Тульевой. Вот отстреляюсь, а тогда уж со спокойной совестью и лёгким сердцем, не отвлекаясь на танцульки, предамся греху азарта. Вообще-то, никогда не был любителем азартных игр и, как следствие, не болел этим. Но тут это пока мой основной способ заработка.

Оп-па! А вот и Осипов тихоня. Нет, ну каков, а⁈ Сам весь из себя нескладный и косноязычный, но глаз положил на настоящую красавицу. Я как раз приметил, как он занимает позицию для танца, ведя под ручку боярышню Столбову. Помнится, он её обхаживал ещё во дворце Долгоруковых. Вот молодец!

А это что? Оу-оу-оу! А Астафьева-то какие взгляды бросает на своего жениха. В смысле, до помолвки у них так пока ещё и не дошло, но между родителями там всё уже решено, и Витя как бы несвободен, но при этом составляет компанию не Анне, а Арине. Вообще-то, он неприятен своей невесте, и она его демонстративно игнорирует, как и сам жених платит ей той же монетой. Но что это за взгляды она мечет? Похоже, сочла его поступок пренебрежением к своей персоне. М-да. Не хотел бы я оказаться на месте Вити…

— Петя, а вы с Голицыной и впрямь любовники? — по окончании танца подошла ко мне сестрица.

— Тебе это зачем?

— Ну так, хотелось бы знать.

— Лиза, любовники мы или нет, это не имеет значения. Важно только то, что Мария Ивановна позволила себе верх бестактности. Без преувеличения её слова были оскорбительны.

— Петя… — обеспокоенно вглядываясь мне в лицо, многозначительно произнесла она.

— Успокойся, я не собираюсь совершать глупости.

— Так, значит, вы всё же любовники? — успокоившись по поводу того, что я не намерен бросаться защищать честь дамы, вновь поинтересовалась она.

— Сестрица, а что ты понимаешь под словом «любовники»?

— Ну-у… — не нашлась она с ответом.

— Лично я полагаю, что любовники это пара, имеющая взаимные нежные чувства с непременными интимными встречами. Ничего подобного между мной и Голицыной нет. Мы просто имели близость.

— Но близость была, — давила сестрица.

— И? Это всего лишь невинная светская шалость. И уж тем паче, когда дело касается вдовы. Вот и всё.

— Кхм. Трудно тебе возразить. Но ты немного не прав.

— И в чём же именно?

— Тебе не стоило так резко реагировать на слова Долгоруковой.

— Я отреагировал максимально спокойно, сестрица.

— Петя, ты дурак? Не понимаешь, что нравишься Маше? Если не сказать больше. Или тебе всё нужно непременно разложить по полочкам?

— И что мне от её симпатии, кроме головной боли? Я, конечно, молод, но не дурак, рыцарскими романами никогда не зачитывался и взгляд на жизнь имею сугубо прагматичный.

— С этим не поспоришь. Берёшь от жизни там, где можешь взять.

— Именно. Поэтому разговор закончен, — обрезал я.

— Но как же быть мне?

— А это твоё дело. Ну или всё же великой княжны, пожелает ли она видеть тебя подле себя. Мне же такого счастья и даром не нужно.

— Хм. Этого я ей, пожалуй, говорить не буду, — покачав головой, произнесла сестрица.

— Я надеюсь.

— Скажу, что ты пока ещё дуешься.

— Я? Дуюсь? Да я…

— Выдыхай, Петя. Вы-ды-хай. Сам же говоришь, что тебе неприятности ни к чему. Вот и не нагнетай.

Ну что сказать, сестрица опять в своём репертуаре, не желает терять возможность приобщиться к высшему свету. И у неё есть все шансы, если отношение Долгоруковой к ней не изменится. Вот к гадалке не ходить, она ещё и меня постарается свести с ней. Ну или расставить всё так, что я, мол, держусь в отдалении, а сам страдаю от вынужденной разлуки, но решил никоим образом не компрометировать объект своих воздыханий.

Смешно? А вот я в Лизе не сомневаюсь. Люблю её. Глотку любому за сестру порву. Но вот такой подставе ничуть не удивлюсь. Как-то уж так вышло, что с ней у нас куда больше общего, потому мы и ближе…

— Ты скучал, мой мальчик? — спросила находившаяся рядом Тульева.

Для кадрили танцующие разбились на группы по четыре пары, и пока две скакали козликами, оставшиеся стояли в сторонке, держась за руки и обозначая периметр. А потому, как я и говорил, время поговорить у нас имелось. К тому же получилось некое уединение, и если не повышать голос, то музыка и стук каблучков забивают негромкий разговор.

— Врать не буду, ваша светлость, — с нажимом произнёс я и продолжил: — Не бредил, но скучал, это факт.

— Обиделся?

— Ни в коей мере. Скорее разозлился. На самого себя и одну молодую особу, которой возжелалось повеселиться.