Шелест-2. Экспедитор

— Так и есть. Правда они в разобранном виде, и какое-то время уйдёт на их сборку, и только после этого можно будет приступать к обучению работников. Но думаю, к весне мы будем готовы начать изготовление лёгких карет на мягком ходу.

— Только к весне?

— Я и сам могу начать делать их с парой помощников. Полагаю, что мне вполне по силам собирать одну карету в месяц. Только ради этого не стоит и начинать. А вот когда будут готовы и станки, и работники, да изготовят пробные образцы, которые мы испытаем, чтобы впоследствии было как можно меньше поломок, тогда будем налаживать производство и выдавать эдак штук пять в месяц, а то и больше, пока не хочу загадывать. Но вообще я думаю изготавливать до десяти единиц.

— Ого! А ты не мелочишься.

— Причём они будут дешевле, чем в других мастерских.

— То есть ты сделаешь то же самое, что и с оружейной мастерской?

— Именно.

— Не слишком ли сложно?

— Ты пользуешься непроливайкой? — вместо ответа спросил я.

— Очень удобная чернильница. Да ими, по-моему, пользуется уже половина Москвы, и не удивлюсь, если вскоре новинка докатится до самых отдалённых княжеств. Вроде бы ничего сложного, но до чего же удобно. А к чему ты это спросил?

— Моя идея.

— Правда? — искренне удивилась она.

— Да.

— А отчего же тогда ты не взялся изготавливать чернильницы? Они, конечно, дешёвые, но их нужно очень много.

— Вот потому, что они простые, и всяк, кому не лень, может их мастерить, я и не стал заниматься их производством. То, что легко сделать, легко и повторить, так что я только время потерял бы, но не заработал. В Англии есть закон, который предоставляет создателю патент на его изобретение. Тот должен внести пошлину в казну, и в течение нескольких лет никто не имеет права использовать его идею либо обязан выплачивать ему за неё долю. Ввоз из-за границы также запрещён. У нас таких законов нет. Поэтому я и делаю ставку на сложную конструкцию и облегчение изготовления, чтобы при равных условиях выдавать больше, а цена была бы меньше. Мало изготовить товар, его нужно ещё и продать.

— Многие полагают, что подобные ограничения плохо повлияют на качество. К чему мудрить, коли товар пользуется спросом, а иного не купить, — возразила она.

— Согласен, может быть и такое. Но в то же время отсутствие уверенности в том, что на своей задумке можно хорошо заработать, отбивает желание придумывать что-либо. К примеру, я знаю, как сделать машину, которая позволит отказаться от бурлаков, но стоит появиться первой такой расшиве##1, как другие купцы подхватят идею и воплотят её. Ведь сложного там ничего. Но какой мне интерес заниматься этим?

##1 Р а с ш и в а — парусное речное плоскодонное судно, использовавшееся для перевозки грузов по Волге в XVIII-XIX вв.

— А как же интересы империи? Любой дворянин должен почитать за честь служить Родине и престолу.

— От того, что я получу своё, Россия ничего не потеряет, а только приобретёт. Те же купцы, строя такую машину, должны будут отдать мне лишь малую часть, выгода же будет многократной. Тут и увеличение товарооборота, и налоги уже с меня. Долг это замечательно, но когда он подкреплён наградой, у человека появляется заинтересованность. Лена, ты уверена, что желаешь говорить со мной именно об этом? — решил я перевести разговор в иное русло.

Ну вот никогда не понимал всех этих кухонных разговоров. Можешь что-то делать, делай, а переливать из пустого в порожнее бесполезное занятие. К тому же мы не так часто встречались. Елена Митрофановна не могла себе позволить надолго оставаться боярыней Тульевой, ибо в столице нужна княжна Голицына. И она это прекрасно поняла, вновь потянувшись ко мне губами…

Глава 23

В дом посторонним ходу не было. Нечего им тут делать, пока в подвале обитает Терпень, а то мало ли чего они приметят. Как я ни стараюсь, а от характерного запаха зверя, отходов его жизнедеятельности, овечьей крови и потрохов не избавиться. Потом-то, когда его отсюда удалим, оно понятно. Но сейчас без вариантов.

Я спустился по ступеням и посмотрел в глаза лобастого волколака, устремившего на меня преданный взгляд. Странное дело. С одной стороны, вроде как зверь, но человеческие глаза и остатки разума. Впрочем, хорошо понимает он только меня, Хруста уже значительно хуже и именно, что на уровне животного. С другой стороны, вполне возможно, что мозги у него со временем протекут окончательно, и он превратится не совсем в обычного, но волка, остающегося преданным своему хозяину, как те же собаки.

— Ну что, дружище, созрел, — погладив его по гладкой серой шерсти, вздохнул я. — Значит, пора нам выдвигаться в путь. Хруст.

— Здесь я, Пётр Анисимович.

— Покормил уже?

— А как же. Овцу задрал, как положено.

— Вот и ладно. Ещё до рассвета выдвигаемся к Чёртову камню, оно чуть дальше, чем у Глуховки, зато место безлюдное.

— Так туда же хаживают местные парубки, — усомнился Клим.

— Это ничего. Они туда только в полнолуние бегают достоинством меряться, а луна взойдёт в зенит уже сегодня, так что никого там не будет. Собирайся в путь.

— Слушаюсь.