Шелест алой травы (СИ)

— Ну конечно же! — из моей груди вырвался полубезумный хохот. — Быть ходячим госпиталем для двух ничтожеств на экзамене! Одиноко бродить по Лесу Смерти, с великолепной возможностью умереть в любой момент. И знаешь, я бы погибла, стала бы приятной бодрящей закуской в пасти медведя, если бы не пробегающий мимо коноха-нин!

Мои руки размылись от скорости, нанося град ударов в живот этой мрази.

— Вы отправили на верную смерть обычную гражданскую девчонку, без подготовки, даже без знания элементарных для шиноби вещей. И ты ещё смеешь в чём-то меня упрекать? Впрочем, можешь не отвечать, всё что ты скажешь, знаю и сама. Не хочу рассказывать тебе историю моей жизни. Наоборот, это я хочу, чтобы ты кое-что мне поведал. Но это пока что подождёт, мне не терпится показать ещё пару трюков, что я придумала по пути сюда.

Моя рука легла ему на грудь, и я сосредоточилась, ощущая светящиеся синие кейракукей и яркие точки тенкецу. Преобразованная чакра в руке начала свою невидимую вибрацию и устремилась через тенкецу прямиком в тело Ублюка.

Он, видимо, был привычным к побоям, не боялся увечий и смерти, но это было нечто совсем иное. Невозможно терпеть, когда болит каждая клеточка твоего тела, когда по твоим жилам растекается пламя солнечной короны и одновременно промораживает космический холод. Когда каждое нервное волокно словно вырвали из тела и окунули в кислоту. Когда тебе настолько больно, что ты не можешь даже понять, что у тебя что-то болит.

Чтобы лишний раз не лечить Ублюдка, я парализовала ему голосовые связки — мне нужна его членораздельная речь. Оставалось лишь следить, чтобы не остановилось и не лопнуло сердце, а если это произойдёт — принять срочные реанимационные меры.

Ублюдок оказался достаточно крепким, чтобы этого не понадобилось. Когда я прекратила воздействие, он долго не мог прийти в себя, понять, на каком свете находится и что с ним происходит.

— Это было даже не наказание. Мне просто хотелось показать тебе, что я могу сделать, если ты не будешь отвечать на интересующие меня вопросы.

— В-в-вопросы? — прохрипел он.

— Да, вопросы, — мой голос был сама мягкость и доброта. — Один из них такой: кто мы с мамой такие? Откуда взялись в деревне?

— Й-я н-не знаю!

Моя голова осуджающе качнулась, я глянула на него как строгая воспитательница на неуклюже врущего малыша.

— Очень плохо, Зосуи-чан! Очень плохо!

Моя рука прошла по его телу, и он вновь забился в приступе боли. Я не стала продолжать очень долго — он должен пока что сохранить рассудок.

— Извини, Зосуи-чан, я забыла тебе кое о чём рассказать. Дело в том, что мне бесполезно лгать — я очень хорошо чувствую чакру и могу сказать, когда кто-то говорит неправду. А ещё я — демонически прекрасный доктор, пусть ваша ублюдочная деревня и оценила лишь ничтожную грань моего таланта. Это значит, что ты не умрёшь до тех пор, пока не скажешь мне всё, что я захочу.

Понадобилось ещё два сеанса свиданий с болью, чтобы он заговорил. Мне подумалось, что в моей технике есть некоторый изъян. Я умею наказывать за неверные ответы, но не научилась награждать за верные. Да, пока что наградой может послужить отсутствие боли, но всё равно, это недоработка. Не то чтобы я решила посвятить свою жизнь пыткам или начать успешную карьеру надзирателем в какой-нибудь тюрьме, но мало ли какие навыки могут понадобиться хрупкой девушке?

Заикаясь, запинаясь и путая слова он рассказал, как маму, женщину с годовалым ребёнком подобрали шиноби Кусагакуре, по времени это было где-то ближе к окончанию Третьей Мировой Войны. Муж женщины погиб, она осталась без семьи и крова, и если бы не эта деревня, то и она, и младенец, вероятнее всего погибли бы. Ах, я сейчас расплачусь от такой доброты! Действительно, для чего позволить кому-то умирать сразу, если можно дать сделать это с пользой?

— Скажи, Ублюдок-чан, почему вы подобрали именно эту женщину? Почему её, а не одну из тысяч других жертв войн?

Он молчал, но его чакра всколыхнулась, показывая, что я задала очень правильный вопрос.

— Может, дело в том, что у этой женщины — алые волосы? Может, дело в том, что у неё сильная чакра? — мой голос сорвался на крик. — Может, дело в том, что она — Узумаки!?

Если бы он сейчас часто-часто закивал головой, рассказывая на все лады, насколько я оказалась права, это не было бы даже частично так же убедительно, как ответ, что дала его чакра. Итак, я — дочь погибшего могучего клана. Я не Карин из Кусы, нет. Я — Узумаки Помидорка-чан, одна из разбросанных по миру детей Водоворота. Повинуясь мое воле, искреннему желанию сердца, моя одежда потекла и изменилась, образовав на спине большую белую спираль — точно такую же, как я видела в учебнике истории. Дань уважения моим предкам, всем тем, кто не дожил до этого дня.

— Ну а теперь, на сегодня последний вопрос. Кто в ответе за судьбу моей мамы? Кто принимал решение воспользоваться ей таким постыдным и отвратительным образом? Чья злая воля привела к её смерти?