Шелест гранаты. Издание второе, переработанное и дополненное

Под сладкий звук фанфар первых успехов, начались сборы в Нальчик. Помимо команды испытателей, самолет ВВС должен был доставить туда сборки Е-9 и более шестисот килограммов взрывчатки: пластита, с консистенцией, напоминающий детский пластилин, эластита, похожего на листы резины и много шашек прессованной взрывчатки особой мощности. Все это погрузили в самолет, но вылет не разрешили — из-за погоды на аэродроме Нальчика. Летчики спросили, играю ли я в преферанс. Да! Чтобы не идти в гости с пустыми руками, направился в магазин. В очередь позади встала женщина за 30, не уродка, но затучневшая и с визгливым голоском. Спросила о какой-то ерунде, а потом продолжила:

— Вы — приезжий?

— Да.

— И что, в гостинице остановились?

— Да.

— Что ж, знакомой из местных у вас даже нет?

Я стал подумывать, было ли правильным методически — посвящать этот вечер преферансу. Она была не в моем вкусе, но в мыслях упрямо вертелось: «ни один клочок земли не должен оставаться невозделанным!», Вдруг появился летчик, схватил за рукав и не отпускал:

— Пошли…

— Подожди, хоть что-то куплю к ужину…

— Не надо, дома все уже приготовлено, а бухать нам нельзя, а то

утром от полета отстранят.

При этом он выпученными глазами «сигнализировал» в сторону собеседницы, явно стремясь предостеречь. Вспомнились плакаты о высоком моральном облике советского человека, но паче — призывы на стенах медицинских учреждений: всемерно избегать беспорядочных половых связей. Я дал себя увести.

«Нашел, к кому клеиться! Это же „черная вдова“[101]!» Оказалось, моя собеседница была дочерью начальника политотдела гарнизона. Он умер спустя пару лет после ее свадьбы, но успел обеспечить молодым в городке квартиру, а зятя — устроить в авиаотряд, летавший в Афганистан (это было заветное место службы, несмотря на риск). Однажды приземлившийся «грузовик» стали проверять на предмет провоза оружия или наркотиков. Экипаж в такой ситуации покидать самолет не должен, но это правило нарушалось. Будущая «черная вдова» кротко ожидала тихого семейного счастья, как вдруг ей позвонили, и женский голос лаконично проинформировал, что муж в данный момент вступил в связь (и отнюдь не почтовую!) с кладовщицей…

…С противотанковой силой по траекториям, ведущим к складу, было пущено несколько каменюк. Визгливые, нечленораздельные выкрики собрали наблюдателей, но и они (некоторые — даже с табельным оружием) благоразумно не выходили из близлежащих кустов. Все же, когда вблизи склада дымными огоньками занялась пожухлая травка и намерение предать очистительному пламени место измены, вкусив на его пепелище шашлык «а ля Серж Лазо»[102] стало очевидным, прибыл усиленный наряд и дамочку вывели «за проволоку».

…Ни о чем не подозревавший «комиссар» заперся в кабинете, отгородившись от суеты офицеров в своей вотчине. Легкого поведения муза «нарезала» над его плешивой головкой и звенели потоком стреляных гильз стихи, которые (начпо это чувствовал) были достойны не многотиражки «На страже родного неба», нет, их вполне можно было опубликовать (именно — опубликовать, а не вытатуировать!) в центральном органе Минобороны. Первое слово в названии того органа было: «Красная», а насчет второго существовали расхождения: иногда кое-кто, таившийся под личиной, заменял в разговоре второе слово не тем, что печаталось в «шапке» газеты, а другим[103], хотя и созвучным, но представлявшим в ложном свете идеологическую направленность издания. Поэтический подарок готовился к очередной вехе в истории могучей державы:

В преддверии радостном нового Съезда,
Когда наша Партия нас к Коммунизму ведет,
Все мирные люди ей рукоплещут,
Враги же готовятся в новый поход.

Удалось и начало следующего четверостишия:

Но если на Западе вдруг озвереют
И двинут походом на нашу страну…

Начпо задумался, но ум его пасовал, не мог представить, что ждет в этом случае дурковатый Запад, ослепленный бессильной злобой.