— Сделай что-нибудь. Скажи, что мы справимся. Фиен!
Он привлек меня к себе, сильно прижал к груди, а я закрыла глаза, чувствуя, как сама слабею от голода и как сильно хочу пить. Освободилась от объятий, глотая слюну, стараясь унять сухость во рту.
— Справимся. Попей немного.
Протянул мне флягу, и я сделала несколько глотков. Вернула инкубу и снова посмотрела вниз. Вдалеке, за рвом виднелись огни, мне казалось, что даже сюда доносится запах еды. Проклятые твари просто приговорили нас и ждали, когда мы повыползаем со своих нор, чтобы перебить нас.
— У нас есть бессмертные других рас, — тихо сказал Фиен и посмотрел на меня.
Я отрицательно качнула головой, не веря тому, что он предлагал.
— Нет другого выбора. Нам придется дать воинам возможность насытиться, так мы продержимся еще несколько суток. Под казармами есть заваленный колодец, там когда-то был еще один тоннель. Нужно дать им набраться сил и начать расчищать его.
Я продолжала отрицательно качать головой.
— Нет! Мы не вернемся туда, где уже были. Мы изменились, мы стали другими, Фиен!
— Открой глаза, Шели! Кто изменился? Мы — демоны. Высшая раса и все остальные расы — лишь звено в нашей пищевой цепочке, они — наша еда. Так было всегда, Серебрянка!
— Они не еда! Они сражались бок-о-бок с вами! Они кровь проливали за нашу свободу наравне со всеми и доверяли нам! Мы снова погрузимся в хаос и беспредел! Мы нарушим собственные законы!
— В голод и в войну действуют иные законы, Шели!
— Именно в войну, Фиен! Именно! Они же доверяют нам, они сами присоединились к отряду, потому что им обещали иную жизнь. Так нельзя.
Я не могу так.
Он вдруг тряхнул меня за плечи.
— А как? Сдохнуть здесь с голода? Думаешь, сможешь сдерживать высшую расу, когда ими овладеют инстинкты и чувство голода затмит все остальное, хочешь бойни изнутри? Мы ее получим. Если не расчистим колодец — ты никогда не вернешь Ариса, Шели.
Я застонала и закрыла глаза. Жизнь — трудная штука, иногда приходится мысленно бросать на чашу весов то, что никогда не думал оценивать. Но сейчас пришлось, и я знала, что выберу, изначально знала. Ненавидела себя за это, но знала. Посмотрела на инкуба, чувствуя, как меня беспощадно тошнит, и едва кивнула головой.
Он прижал меня к себе снова, а я разрыдалась. Только что я переступила через саму себя. Эгоистично, отвратительно. Я решила, кому жить, а кому умирать. Я приговорила к жуткой смерти тех, кто доверился мне.
Потом вдруг схватила Фиена за рукав.
— Нет. Мы поступим иначе. Мы попросим их сделать это добровольно.
— Никто не согласится. Все прекрасно понимают, что голодный демон не сможет остановиться.
— Мы дадим им шанс. Это справедливо. Иначе я не пойду на это. Пусть сдают кровь.
Но я ошиблась, а Фиен оказался прав — они согласились, только демоны были слишком голодны. Почуяв запах крови, они рвали доноров на части, они рычали, как звери, насыщаясь, устроив вакханалию смерти там, внизу, где горели костры и все орошалось черным и красным.
Я зажала уши руками, не в силах слышать дикие крики и чавканье демонов. Они пожирали их у меня на глазах, и никто и ничто не могло остановить запущенный механизм. Фиен прижимал меня к себе, пока я остекленевшим взглядом смотрела в никуда, понимая, что это моя вина, это я решила, что знаю, с кем имею дело. Я, наивная идиотка, подумала, что могу изменить этот мир к лучшему. Но нет никакого мира — это Ад, и твари в нем живут адские. Рано или поздно так бы и случилось, и все это видели, кроме меня, чужестранки, которая выросла на книгах о патриотизме, свободе и праве выбора. Я пришла со своим уставом в чужой монастырь, а монастырь оказался вертепом насилия и полнейшего беззакония.
— Тихо, Серебрянка, тихо. Не слушай их. Скоро они насытятся и приступим к расчищению колодца.
Потом я смотрела, как скидывают в ров тела, как тащат еще живых в клетки, снова разделяя грань иерархии. В ушах стоят крики и упреки: «Ты привела нас на смерть. Ты — виновата! Мы все сдохнем здесь! Ты — убийца! За что? Мы верили тебе! Наши жены и дети сдают для вас кровь годами. Предательница! Лживая предательница! Будь ты проклята, сука!»
К утру я сама почти обезумела от голода и жажды. Меня успокаивало лишь то, что они расчищали колодец, вытаскивая с него камни. Я старалась думать только об Арисе. Только о нем, и ни о чем больше. Потом я позволю себе думать обо всем, потом, когда весь этот кошмар закончится. Но по-прежнему уже не будет. Все рушится на глазах, все, что я строила эти годы, оказалось замком на песке и развевалось по ураганному ветру проклятого Мендемая.
«У тебя не было выбора» — внутренний голос, набатом в висках.
«Выбор есть всегда»
Да! Всегда! Но разве я могу выбрать смерть своего сына? Разве могу после того, как эта костлявая жадная тварь отобрала у меня двоих детей и любимого мужчину… я больше не хочу никого оплакивать. Я больше не переживу потери. Да, жизнь моего сына дороже их жизней. О, Господи!