Потом корабли ушли, казалось, навсегда. Однако позже стало известно, что испанцы подтолкнули индейцев напасть на малую русскую крепостцу на материке, в Кенаях. Индейцы крепостцу сожгли. Евстрат Иванович с большими трудами восстановил разрушенные стены. Поставили новые башни, углубили ров, но беспокойство осталось.
Год назад испанцы спалили британское поселение у мыса Нутка. Британцев вывели к берегу и расстреляли. Евстрат Иванович тогда же получил весть от мирных индейцев, что испанский капитан говорил: «Побережье Америки от Берингова пролива до мыса Горн находится под скипетром короля испанского».
Вот так и не иначе.
Деларов ногтем поскрёб щёку, прищурил глаза на огонь. Бойкое пламя слизывало корчившуюся бересту с поленьев. Береста сворачивалась в огненные кольца.
Ныне была получена новая весть. В Кенаи пришёл «Меркурий» — корабль под шведским флагом с четырнадцатью пушками на борту. Командовал им капитан Кокс — старый пират, давно известный на побережье. Кокс похвалялся разрушить русские поселения на островах и идти даже до Петропавловского порта.
Тогда же Деларов проверил боевой запас. Спустился в пороховой погреб, пересчитал бочонки с боевым зельем. Поцыкал сквозь зубы. Повешенный на крючок фонарь освещал лицо управителя. Суровые морщины прорезали лоб Деларова, губы сжались жёстко. Пороху оставалось едва-едва на один бой, а нужно было ждать, что Кокс вскоре объявится у стен крепостцы. Нет, благодушествовать было никак нельзя.
Евстрат Иванович снял фонарь с крюка и, не оглядываясь, вышел из погреба. Подумал: «Плохо дело». Но о том никому не сказал. Не хотел тревожить до времени. Однако с той поры обошёл стены крепостцы, проверил, крепки ли башни — не дай бог подгнили — осмотрел пушки. А с караульных спрашивал куда как строго. Шли дни, пират пока знать о себе не давал. Над морем только чайки вились.
Деларов поднялся от очага, толкнул дверь.
На сером предрассветном небе чёрной тенью рисовалась сторожевая башня. Дом управителя стоял напротив ворот в крепостцу. Евстрат Иванович вгляделся в серый сумрак. Увидел: на башне — никого. «Неужто спят? — кольнуло тревожно. — Башки посрываю!» Захлопнул дверь за собой и, оскальзываясь на мокром, побежал через площадь. У подножья башни ещё раз глянул вверх.
Над чёрным обрезом стены маячила голова сторожевого.
С башни окликнули:
— Эй, кто там?
Деларов остановился. Тревога отлегла от сердца.
— Кто, кто там? — крикнули с башни зло. — Отвечай.
Деларов понял: «Сейчас пальнут».
Поспешно ответил:
— Я! Не признали?
Над обрезом стены маячило уже две головы, вглядываясь в тень.
Нет, не спали на башне. Погрешил с оговором управитель.
Деларов застучал каблуками по широким плахам лестницы.
Лестница была крута. Евстрат Иванович задохнулся, взбежав наверх. Из сбитого из крепких сосновых брёвен лаза глянуло на него два лица.
— А-а-а, Евстрат Иванович, — облегчённо прогудел старший из сторожевых. Был он из первых ватажников, что пришли на Кадьяк с Шелиховым. — Давай, — сказал отсыревшим на ветру голосом, — подсоблю.
И, крепко ухватив управителя за руку, помог взобраться на боевую площадку.
Площадка была невелика. Здесь стояла пушка, посвечивая в просыпающемся свете утра крутым начищенным медным боком, и подзорная трубка на треноге.
— Ты, Кондратий? — одёргивая полы тулупчика, узнал Деларов. — Ежели бы ведал, кто на башне, — не пришёл.
Кондратий показал в улыбке зубы:
— Ничего, молодые тоже сторожки, — отвечал добродушно, хотя видно было, что мужик продрог. Лицо было тёмным, губы стянуло. — Вот Осип, — он толкнул второго сторожевого в бок, — всё долдонит: сюда погляди, дядя Кондратий, да сюда погляди. Глазастый!
Осип, рукавом армяка утерев лицо, промолчал.
С моря тянуло влажным, знобящим предутренним туманом. Горизонта не было видно, только серая наволочь клубилась над бухтой. Тяжко из непроглядной мути вздыхали волны. Чаек не было слышно. Ещё не встали на крыло. Качались где-то на волнах серыми комками.
Деларов подошёл к краю боевой площадки, опёрся руками о сырое корьё придела и, подавшись вперёд, в который уже раз прислушался. Плечи поднял, словно ещё на них хотел ступить ближе к морю. «Ну, — подумал с надеждой, — может, выстрел грянет из тумана и объявится галиот?» Но в ответ только ровно и безучастно рокотало море.
— Ждёшь, Евстрат Иванович? — всё поняв, участливо спросил Кондратий.
Деларов оглянулся через плечо.
Лицо Кондратия белело бледным пятном в тени нависавшего шатром верха башни.
— Сам по всей ночи маюсь, — сказал тот, — сейчас не придёт, и ждать нечего. Шторма раскачают воду.
«Это точно, — отвернувшись, подумал Евстрат Иванович, — а как быть-то? Кокс нагрянет — чем отбиваться? Топорами?»
— Придёт, — сказал сквозь зубы, — должен прийти! — И ударил кулаком по влажной лесине.
— Дай-то Бог, — поддержал Кондратий, — дай-то Бог.
Поёжился неуютно под армяком, плечами повёл, надвинул на глаза шапку. Потянуло сырым, а мужик за ночь и так нахолодался.
Но ни в тот день, ни в другой и ни в третий галиот не пришёл.
Шторма всё ближе и ближе подступали к Кадьяку.