Птица не замечала людей. Вышедшие на берег бородатые, одетые в рванье, с распухшими от укусов комаров и мошки лицами существа были для неё, наверное, тем же, что и деревья и кустарники, обступившие озеро. Юркие кулички, правда, чуть отбежали в сторону, но они отбежали бы так же, повались на песчаный берег подмытое водой дерево. Все птицы Аляски, казалось, собрались здесь, и озеро расцветилось множеством разнообразных красок. Это было торжество не потревоженной человеком жизни.
Бочаров велел разбивать лагерь. Но случилось неожиданное.
Емельян, собиравший валежник, вдруг вскрикнул и схватился за плечо. К нему подбежали. Бочаров увидел, что Емельян, шатаясь, повернулся лицом к ватажникам и упал. Бочаров, ещё не понимая, что произошло, кинулся к склонившимся над раненым мужикам и тут разглядел: под ключицей, глубоко уйдя в тело, сидела стрела с тремя чёрными вороньими перьями на конце.
Бочаров встал на колени, достал нож.
— Ну, — сказал, — терпи, Емельян.
Мужик и охнуть не успел, как капитан твёрдой рукой сунул нож в рану и выхватил стрелу. Тело Емельяна содрогнулось. На рану наложили траву, туго стянули плечо тряпкой. Емельян зубами заскрипел.
— Кость не задело, — успокоил его Бочаров, — затянет. — Поднялся с колен и, ещё раз глянув на стрелу, сказал: — Уходить надо, и немедля. Живее, мужики, живее! Торопитесь.
Индейская стрела с тремя чёрными вороньими перьями означала: «Прочь с нашей земли!» Знак этот известен был Бочарову по прежним походам. И он понимал, что вымотавшаяся за долгую дорогу ватага не сможет защитить себя, коль нападут индейцы.
Собирались спешно. Через малое время ватага, так и не передохнув, ушла в лес. Емельян вырезал дубину без малого в лошадиную ногу и, чертыхаясь, ковылял в голове ватаги. Бочаров шёл, не выпуская ружья из рук. Глаза капитана настороженно шарили по густому лесу, слух был напряжён, улавливая каждый звук. Он знал, как трудно запутать, сбить со следа в лесу индейцев, но всё же хотел уйти от преследования. Опасно идти, если за тобой из чащобы следят враждебные глаза, а пальцы неведомого недруга лежат на тетиве лука.
Поспешая, ватага прошла версты две, когда путь преградила неглубокая, но широкая река, громкозвучно катившая воды по каменистому ложу. Здесь, на берегу, Бочаров, взяв с собой троих ватажников, пошёл вниз, а ватагу направил вверх по течению, оговорив, где они должны встретиться. Вслед торопливо уходящей ватаге строго повторил:
— Живо, живо, мужики! Нас только это и может спасти.
Ватага ушла, гремя по камням. Капитан подождал, пока стихли шаги, и повёл свою малую ватажку навстречу индейцам.
Сейчас Бочаров шёл не спеша, тщательно скрадывая следы на замшелой, усыпанной толстым слоем хвои земле. Пройдя с полверсты, капитан остановился и подал рукой знак затаиться идущим за ним гуськом ватажникам. Сам, сделав ещё несколько шагов, вступил в густой орешник и замер. Теперь, казалось, в лесу нет ни одного человека. Словно подтверждая это, из чащи выпорхнул к кусту, в котором спрятался Бочаров, молоденький петушок рябчика и, задорно топорща хвост, крикнул призывно. Завертелся, захлопотал на толстой орешине.
Капитан ждал.
Лес ровно и мерно гудел вершинами тревожимых ветром деревьев, и казалось, в этом непрерывном гуле нельзя отличить и выделить отдельные звуки, но капитан всё же уловил тревожный цокот белки. Она прострекотала в стороне и смолкла. Бочаров, насторожившись, на мгновение выглянул из куста, и этого ему было достаточно, чтобы приметить скользнувшую между деревьями тень. «Индейцы», — понял он.
Прошла минута, другая.
Бочаров осторожной рукой пригнул ветку. Из орешника была видна тропа, по которой недавно прошла ватага. Капитан ждал, когда на неё выйдут индейцы. Иначе быть не могло. Они шли по следу, и тропа для них была единственным путеводителем. Бочаров не ошибся.
Прошла ещё минута, и на тропу ступил первый индеец. Капитан видел его так отчётливо, что мог разглядеть татуировку на лице. Индеец остановился, и тотчас из-за толстого ствола сосны к нему подошёл второй. Они обменялись жестами, и один из них, присев, внимательно оглядел тропу.
«Ежели их двое, — подумал капитан, — то мой план удастся вполне».
Индейцы медлили. Но вот тот, что разглядывал следы, выпрямился, и они неслышно, как это могут лесные охотники, пошли по тропе. Капитан затаил дыхание, в голове пронеслось: «Как там мужики схоронились?» Он молил Бога, чтобы мужики не выдали себя неловким движением или звуком.
Индейцы прошли мимо орешника, и капитан теперь смотрел им в спину. Ничего не стоило двумя выстрелами уложить их на тропе, и ватага легко бы ушла от преследования, но капитан не сделал этого. Он даже не поднял ружья.