— Тебе открылось знание, что таит в себе опасность, — тихо произнес Кейн, — в умелых руках оно может стать оружием.
«И вот ты вложил его в мои». Лео охватило желание во всем разобраться, нестерпимое, словно зуд под кожей. Тяга к необъяснимому передалась ему от Тодда, и, похоже, Кейн, старый ублюдок, все правильно рассчитал.
— Так что же случилось с доктором?
— Он повесился вскоре после того, как сделал эту запись. А перед смертью отослал дневник моему компаньону. Как видишь, я сумел перехватить документ.
Лео резко захлопнул тетрадь.
— И что же, этой историей ты хотел купить мое расположение?
— Наверное, просто подумал, что ты лучше меня распорядишься дневником и его тайнами. Мне они теперь ни к чему.
Прищурившись, Лео нерешительно кивнул.
— Спасибо тебе.
Мина наконец обо всем узнает.
Герцог снова уселся в мягкое кресло, откинувшись на вогнутую спинку несколько неуклюже, как подчас выходило у аристократов с излишне чопорными манерами. Он сложил ладони на животе.
— Нам с тобою нужно доиграть партию. Позволь заметить, ты совершенно не способен предугадывать ходы противника, что весьма прискорбно. И все же, я мог бы преподать тебе…
— Приму это к сведению. — Взгляд Лео невольно задержался на руках герцога. Левая рука поверх правой: у него самого была такая же манера сидеть, как у отца… Что за нелепая мысль. — А сейчас прошу меня извинить, у меня встреча в клубе.
— Послушай…
Сунув дневник подмышку, Лео резко распахнул дверь.
— Мы уже все обсудили.
— Ты многого добился, и я горжусь тобой. Ты раньше меня понял, что стране нужны перемены.
Последние слова отца Лео услышал уже на пороге и, пожалуй, уходя, хлопнул дверью чуть сильнее, чем следовало. Впрочем, никого из слуг поблизости не было.
Сейчас ему хотелось уйти навсегда и никогда больше не вспоминать о времени, что он здесь прожил. За прошедшие годы отец нанес ему немало обид, и вряд ли внезапный приступ откровенности мог что-то изменить. Кейн же просто бессовестный и бессердечный ублюдок — всегда таким был. Но когда Лео уже спустился по ступенькам вниз и принял у суетившихся вокруг горничных свое пальто, шляпу и перчатки, он вдруг замешкался. «Я убил ее. Я убил свою Маргариту…» В голосе герцога что-то дрогнуло в тот момент. Человек, женившийся из политических соображений, говорил бы иначе. А если его воспитывали так же жестоко, как позже сам он воспитывал Лео, была ли в том его вина?
Смерть жены могла стать для герцога куда более страшным потрясением, чем считал его сын. И никто не показал ему другой жизни. Кейну и правда тяжело давались перемены. Он и сам во многих отношениях был пережитком прошлого.
Лакеи распахнули тяжелые двери и встали навытяжку, а Лео никак не мог совладать с мыслями. Если сейчас он уйдет, то потом всю жизнь будет терзаться сомнениями. Возможно, теперь, когда Бэронс узнал, почему герцог так себя вел, они могли бы попробовать наладить какие-то отношения. Пусть даже не совсем такие, как Лео хотелось бы. Кейну никогда не стать образцовым отцом. Но, кажется, Лео уже с этим смирился.
— Скажи его светлости, пусть передвинет моего коня на D5.