Шелк и тайны

Росс отрешенно размышлял, как человек в одну секунду может лишиться радости: «Джулиет права: близость разрушила все преграды. Я годами успешно подавлял свой гнев, даже в течение всех этих трудных недель, когда был вынужден постоянно находиться в обществе своей неверной жены. Но то, что мы стали любовниками, неким таинственным образом ослабило мой самоконтроль, и теперь, вырвавшись на волю, мой гнев стал неуправляем».

Росс усиленно пытался понять, что же все-таки случилось, и тут до него дошло, что Джулиет безмолвно плачет. Слезы ручьями текли у нее по лицу, а она на ощупь собирала разбросанные вещи. И печаль ее была тем более губительна, что Джулиет переживала ее молча.

Боль в душе Росса не стихла, однако природа ее изменилась, равно как и его гнев. Он беззвучно выругался, чувствуя, что любимая ускользает от него. Вот так же она вскоре уйдет из его памяти. Сама мысль об этом показалась ему невыносимой. В какой-то краткий, ужасный миг он хотел ранить жену, заставить ее страдать так, как перестрадал сам. И все же, добившись этого, он ранил не столько ее, сколько самого себя, ибо вид страданий любимой терзал его. Пусть даже гнев его она заслужила.

— Джулиет, прости, что я выплеснул на тебя все это, — мученически выдавил он. — Зря я так с тобой обошелся.

— И ты прости меня, прости за все! Я сошла с ума, подумав, что прошлое можно перешагнуть. Ты помнишь Омара Хайяма? — Джулиет поглядела на него полными слез глазами. — «Длинный палец пишет и, написав, двигается дальше. И все твое благочестие и ум не смогут уничтожит ни полстроки. И всеми своими слезами ты не смоешь ни слова из написанного». — Она закрыла глаза, лицо ее исказилось от муки. — Прошлой ночью я хотела одарить тебя единственным, что у меня есть, а вместо этого непростительно причинила боль, и уже не в первый раз.

Он быстро пересек комнату и опустился рядом с ней на колени. Рана, которую он прижигал ей раскаленной сталью, теперь превратилась в бледный, почти зарубцевавшийся шрам у нее на предплечье. Шрам словно напомнил Россу, что нигде в мире нет никого похожего на Джулиет, и именно эту ее уникальность он и любил. Осторожно подбирая слова, он произнес:

— Не могу сказать, что прошлое не имеет значения, потому что это не так. Имеет, и еще какое! Но все это уже в прошлом, а мы продолжаем жить.

— Прошлое живо и сейчас, ибо мы те, какими сделали нас наши поступки. Эта ночь была ошибкой. Мы открыли ящик Пандоры и вряд ли сможем теперь получать удовольствие, не причиняя друг другу боли. — Виноватая и покаянная, Джулиет не могла смотреть Россу прямо в глаза. В том, что он последовал за ней через все Средиземное море, добрался до Мальты в ту роковую ночь, было что-то фатальное. Появись он на несколько часов раньше, она встретила бы его с распростертыми объятиями, брак их сохранился бы и, возможно, стал еще крепче. Но к тому времени, когда он добрался до отеля «Бьянка», было уже слишком поздно.

Росс взял ее за подбородок и повернул к себе.

— Нет! Прошлая ночь не была ошибкой! Ты права: грешно тратить попусту то малое время, что нам отпущено. — Слабо скривив губы в улыбке, он процитировал стихи другого персидского поэта:

— «Получим наивысшее удовольствие от того, что мы можем получить, прежде чем рассыплемся в прах». Не отталкивай меня снова, Джулиет. Ты очень мне нужна.

Невозможно было не откликнуться на мольбу, особенно когда она сама так отчаянно в нем нуждалась. Джулиет потянулась к мужу и поцеловала его крепким, восторженным поцелуем. Одним рывком Росс притянул ее к себе. Оба они стояли на коленях друг перед другом, и лишь сорочка в ее руке разделяла супругов. Но Россу это не мешало: он ласкал обнаженную спину и ягодицы Джулиет, гладил и возбуждал везде, где только доставали его пальцы.

Сорочка отлетела в сторону. Росс повалил Джулиет на ковер, и они вновь сплелись в безумном экстазе. Боль и гнев выплеснулись в страсть; оба так неистово искали любви, словно и не проводили ночь в безумном пламени вожделения. Они воспользовались своим чувством как лекарством — в тщетной попытке отвергнуть неопровержимое.

Росс любил Джулиет так же дико и необузданно, с той самой страстью, которую она заметила в нем во время матча бозкаши. Это был чисто мужской акт обладания и в то же самое время — настоящая любовь, проистекающая от болезненной привязанности. Она чистосердечно отвечала, словно пытаясь доказать своим телом то, что, облаченное в слова, показалось бы фальшью. То, что она любила его, всегда любила, пусть даже он и не верит.

«Вероятно, нам не надо было вновь становиться любовниками. Может, это была ошибка, ибо боль так и трепещет на поверхности. Но теперь, когда мы снова вместе, нас уже не разлучить. К лучшему это или к худшему, но теперь мы соединились под сенью смерти».

Глава 20