Мэтью перевернул газетную страницу. Робин боковым зрением увидела фотографию завалившегося набок бензовоза, лежащей вверх колесами «хонды-сивик» и разбитого «мерседеса».
– Мы вчера чуть не попали в эту аварию!
– Что? – не понял Мэтью.
Робин брякнула не подумав. У нее отсох язык.
– Это случилось на трассе эм-четыре, – сказал Мэтью, потешаясь, что она уже не помнит себя и путает шоссе с городской улицей.
– Ой… ах да. – Робин притворилась, что хочет рассмотреть картинку повнимательней.
Но Мэтью нахмурился: он что-то заподозрил.
–
Он говорил шепотом, чтобы не мешать миссис Эллакотт, которая вникала в интервью Майкла Фэнкорта. Промедление было подобно смерти.
– Да. Просто не хотела тебя тревожить.
Он непонимающе уставился на нее. По другую руку от Робин ее мать строчила свои заметки.
– Вот в эту? – Он ткнул пальцем в газетный снимок, и она кивнула. – Как ты оказалась на эм-четыре?
– Мне пришлось везти Корморана к свидетелю для взятия показаний.
– Я все же хотел бы остановиться на женщинах, – говорил телеведущий, – о ваших взглядах на женщин…
– И где происходило это, с позволения сказать, взятие показаний?
– В Девоне, – ответила Робин.
–
– Он опять сильно повредил ногу. Ему самому было бы туда не добраться.
– Ты возила его в
– Да, Мэтт, я возила его в…
– Так вот почему ты отказалась приехать вчера? Потому что возила…
– Да нет же, Мэтт!
Отшвырнув газету, он встал и решительно вышел из комнаты.
Робин стало дурно. Она оглянулась на дверь, которую он не то чтобы захлопнул, но затворил со стуком, отчего отец шевельнулся и забормотал во сне, а лабрадор проснулся.
– Не ходи за ним, – посоветовала ей мать, не отрываясь от экрана.
Робин в отчаянии развернулась к ней:
– Корморану необходимо было попасть в Девон, но он не мог с одной ногой вести машину…
– Передо
– Но Мэтью думает, я соврала, когда сказала, что не смогу приехать за сутки.
– А на самом деле? – спросила мать, впившись глазами в Майкла Фэнкорта. – Лежать, Рауэнтри, не загораживай.
– Ну, если первым классом, то могла бы, – призналась Робин; лабрадор зевнул, потянулся и устроился на коврике, – только у меня уже был куплен билет на сидячий ночной поезд.
– Мэтт постоянно сокрушается, как ты потеряла в деньгах, отказавшись от работы в отделе кадров, – сказала мать, глядя на экран. – Мне думалось, он сейчас похвалит тебя за такую экономию. Все, молчок, мне нужно послушать про месть.
Ведущий пытался сформулировать вопрос:
– Но в том, что касается женщин, вы не всегда… современные нормы, так называемая политкорректность… Прежде всего я имею в виду ваше утверждение, что писатели-женщины…
– Сколько можно! – Фэнкорт хлопнул себя по коленям (да так, что ведущий заметно вздрогнул). – Да, я утверждал, что крупнейшие писательницы, практически все без исключения, были бездетны. Это факт. И еще я утверждал, что женщины, в силу врожденного стремления опекать, не способны безраздельно отдаваться творчеству, а значит, создавать серьезную литературу. Я не собираюсь отказываться от своих слов. Я оперирую фактами.
Робин крутила на пальце подаренное женихом кольцо и разрывалась между желанием броситься за Мэттом, объяснить, что она не сделала ничего предосудительного, и гневом оттого, что от нее ждут подобных объяснений.
– Я хотел сказать, – зачастил телеведущий с льстивой улыбкой, – что эта книга наверняка заставит этих критиков умолкнуть. Мне кажется, образ главной героини выписан с глубоким пониманием, с подлинным сочувствием. Конечно… – он быстро заглянул в свои записи; Робин чувствовала его нервозность, – здесь неизбежно будут проводиться параллели… описанное вами самоубийство молодой женщины, по-видимому, отсылает… вы, вероятно, готовы к тому…
– …что глупцы сочтут, будто я написал автобиографический роман, включив туда самоубийство моей первой жены?
– Ну, это неизбежно будет выглядеть как… это неизбежно вызовет вопросы…
– Тогда послушайте меня, – сказал Фэнкорт и сделал паузу.
Писатель и ведущий сидели у длинного окна, выходящего на солнечный, открытый ветру газон. На мгновение Робин задумалась, когда же снималась эта программа… определенно до наступления холодов… но все ее мысли занимал Мэтью. Она чувствовала, что обязана пойти за ним, но почему-то не поднималась с места.
– Когда умерла Чу… Элли, – начал Фэнкорт, – когда она умерла… – Крупный план выглядел мучительной бестактностью. Писатель смежил веки, и мелкие морщинки в уголках глаз обозначились очень резко; квадратная ладонь стремительно заслонила лицо. Кажется, Майкл Фэнкорт плакал.
– Ладно, мы уже поняли, что любовь – это мираж и химера, – отбросив ручку, вздохнула миссис Эллакотт. – Одно словоблудие. Я-то надеялась на кровавые разборки, Майкл.