– Мы с Оуэном в пабе познакомились, – ни с того ни с сего забормотала Леонора, сдвигая на лоб очки, чтобы промокнуть заплаканное лицо. – Он на фестиваль приехал. В Хэй-он-Уай{16}
. А я даже имени его не знала, но сразу поняла, что он важная птица: как одет был, как разговаривал.В ее усталых глазах на миг засветилось благоговение, погашенное годами равнодушия и бед, несчастливой жизни с сумасбродным, заносчивым мужем в этом обшарпанном домишке, годами безденежья и неустанных забот о дочери. Видимо, ее благоговение вспыхнуло с новой силой оттого, что герой ее романа, как и все настоящие герои, погиб; видимо, оно обещало отныне гореть всегда, как вечный огонь; видимо, Леоноре суждено было забыть все плохое и лелеять милый ее сердцу образ мужа… до тех пор, пока она не прочтет его последнюю рукопись и гнусное описание самой себя…
– Леонора, должен спросить кое-что еще, – мягко сказал Страйк, – напоследок. Скажите, на прошлой неделе у вас в прорези для почты больше не было собачьих экскрементов?
– На прошлой неделе? – хрипло переспросила она, вытирая глаза. – Были, были. Вроде в четверг. Или в среду? Ну, не важно. Один раз.
– А женщина, которая, как вам показалось, за вами следила, больше не появлялась?
Леонора отрицательно покачала головой и высморкалась.
– Не знаю, может, померещилось тогда…
– Как у вас сейчас с деньгами?
– Да ничего. – Женщина промокнула слезы. – Оуэн застраховался на случай смерти. Это я его уговорила, ради Орландо. Перебьемся как-нибудь. Эдна, если что, мне взаймы даст, пока страховку не выплатят.
– Теперь я могу идти. – Страйк поднялся со стула.
Всхлипывая, она засеменила следом по закопченному коридору. Не успел Страйк затворить за собой входную дверь, как из прихожей донесся крик Леоноры:
– Додо! Спускайся, Додо, я не нарочно!
Молодой полицейский плечом преградил Страйку путь.
– Я знаю, кто вы такой, – гневно произнес он, сжимая в руке мобильный телефон. – Вы – Корморан Страйк.
– Ишь какой догадливый, – отозвался Страйк. – Посторонись, голубчик, у людей работы по горло.
22
…что это за негодяй и изверг рода человеческого?
Забыв, как тяжело вставать при боли в колене, Страйк занял угловое место в вагоне метро и позвонил Робин.
– Привет, – сказал он. – Журналюги убрались?
– Нет, все еще караулят у подъезда. Тебя пропечатали в новостях, ты в курсе?
– Да, видел на сайте Би-би-си. Я позвонил Энстису и попросил не раздувать мою роль. Он проникся?
В трубке послышался стук ее пальцев по клавиатуре.
– Вот тут его цитируют: «Следователь Ричард Энстис подтвердил, что тело нашел частный детектив Корморан Страйк, о котором в начале года…
– Это можешь пропустить.
– «Мистера Страйка привлекли к розыску члены семьи писателя, который неоднократно уходил из дома, не ставя в известность своих близких. Мистер Страйк не входит в число подозреваемых; следственные органы приняли к сведению его отчет об обнаружении тела».
– Молодчина Дикки, – сказал Страйк. – Сегодня утром еще считалось, что я скрываю трупы ради будущей раскрутки. Ума не приложу, чем вызвано такое внимание прессы к исписавшемуся беллетристу пятидесяти восьми лет. Непохоже, чтобы кто-то докопался до мрачных подробностей.
– Куайн никому не интересен, – растолковала ему Робин. – Всем интересен ты.
Эта мысль нисколько не обрадовала Страйка. В его планы не входило светиться в газетах и на телевидении. Его фотографии, опубликованные после раскрытия дела Лулы Лэндри, были небольшого формата (газетчики отдавали предпочтение снимкам красавицы-модели, желательно полуобнаженной), а смуглые, угрюмые черты плохо передавались типографской краской; кроме того, входя в здание суда, чтобы дать показания против убийцы Лэндри, он отворачивался от камер. Журналисты отыскали старые армейские фотографии, на которых он был гораздо стройнее. Краткий всплеск славы не сделал Страйка узнаваемым, и это его вполне устраивало.
– Не хочу бегать от продажных щелкоперов. Хотя, – поморщился Страйк от боли в колене, – далеко я все равно не убегу. Ты не могла бы подойти…
Его излюбленным местом встречи был паб «Тотнем», но Страйк, предвидя интерес газетчиков к своей персоне, решил пока там не появляться.
– …в «Кембридж» минут через сорок?
– Без проблем, – ответила Робин.
Только закончив разговор, Страйк сообразил, что, во-первых, не посочувствовал убитому горем Мэтью, а во-вторых, не попросил Робин захватить из офиса костыли.
Паб, сохранившийся с девятнадцатого века, стоял на Кембридж-Серкус. Робин поджидала на втором этаже, в кожаном кресле, среди бронзовых канделябров и зеркал в золоченых рамах.
– Болит? – тревожно спросила она, когда Страйк, хромая, подошел к ней.
– Я забыл, что ты не в курсе. – Едва сдерживаясь, чтобы не застонать, Страйк осторожно сел в кресло напротив. – В воскресенье меня угораздило снова разбить колено: я хотел задержать женщину, которая за мной следила.
– Что за женщина?