Шелковые нити

Джоанна оказалась права – люди любят заглядывать в окна. В принципе Грэм не возражал против подобного вторжения в его частную жизнь. Так, беседы о литературе и истории с Томасом-арфистом скрашивали эти бесконечные дни. Даже Леода с ее замашками стареющей грошовой шлюхи обладала грубоватым обаянием, вносившим разнообразие в его жизнь, когда она останавливалась поболтать с ним. Его не беспокоило, что они в курсе его присутствия в задней комнате дома Джоанны, поскольку ни Томас, ни Леода не знали о причинах его пребывания в Лондоне.

Ада Лефевр не показывалась, хотя в последние дни стояла необычно теплая и солнечная погода. Окна спальни Рольфа Лефевра, где, судя по всему, обитала его больная жена, были постоянно закрыты ставнями. В сумерках там загорался слабый свет – от масляной лампы или одинокой свечи, – чтобы погаснуть с вечерним звоном колоколов на близлежащей церкви.

Стук захлопнувшейся двери снова привлек внимание Грэма к заднему двору Лефевра. Олив, доставив лекарство хозяйке дома, направилась к воротам, выходившим в переулок. На всякий случай Грэм отодвинулся от окна, хотя едва ли его затененную фигуру можно было различить сквозь полузакрытые ставни.

Петронилла выбрала этот момент, чтобы навестить Грэма. Запрыгнув на постель, она ткнулась мордочкой в его руку и уставилась на него, как бы спрашивая: «Как дела?»

– Кокетка, – улыбнулся Грэм и повернулся к окну, продолжая наблюдение за девушкой.

– Олив, – послышался молодой мужской голос.

– Деймиан, – тихо отозвалась она. – Что ты здесь делаешь?

– Жду тебя.

Петронилла снова ткнулась головой в руку Грэма и громко мяукнула.

Олив испуганно вскрикнула.

– Это всего лишь кошка. Олив, я хотел бы поговорить с тобой.

Последовала пауза.

– Ты не должен этого делать. Вдруг кто-нибудь увидит? Твой отец, например?

Кошка снова мяукнула. Чертыхнувшись про себя, Грэм почесал животное по голове.

– Мне плевать, что скажет отец, – заявил юноша.

– В таком случае ты дурак.

– Возможно, но он требует, чтобы я… Впрочем, не важно. Ничто не имеет значения, кроме нас с тобой.

– Ты… – Девушка прерывисто вздохнула. – Ты ничего не знаешь обо мне. Есть вещи, которые я не могу тебе рассказать.

– У меня есть глаза и уши, Олив, – отозвался он серьезным тоном. – Нет ничего касающегося тебя, о чем бы я уже не догадался.

– О Боже, – пробормотала она дрогнувшим голосом.

– В любом случае я люблю тебя, – произнес он так тихо, что Грэм едва расслышал. – Я люблю тебя, Олив.

– О Боже, – повторила она со слезами в голосе. – Ты не можешь знать.

– Это не важно, Олив, ничто не важно, кроме нас. Я люблю тебя.

– Нет… нет… мы не можем быть вместе. Как ты не понимаешь? – Она всхлипнула. – Пусти меня.

– Олив, не уходи! Пожалуйста. Олив! – Раздались быстрые шаги, удалявшиеся в направлении Вуд-стрит. Затем послышался продолжительный вздох и приглушенное проклятие, за которым последовали шаги, направлявшиеся в противоположную сторону. Выглянув в окно, Грэм увидел фигуру в черном плаще и фетровой шляпе, шагавшую в направлении Милк-стрит.

– Вот, посмотрите! – сказала Джоанна, входя в кладовую со связкой свечей. Петронилла, спрыгнув с постели Грэма, потерлась о ее ноги. – Я продала платок торговке свечами, и она расплатилась со мной своим товаром Конечно, сальные свечи – это не то что восковые, но они дают куда больше света, чем масляная лампа с тростниковым фитилем.

– Отлично, – рассеянно отозвался Грэм, глядя поверх ее плеча в переднюю часть дома. Обернувшись, Джоанна проследила за его взглядом, устремленным на улицу, видневшуюся за окном лавки. Ее внимание тут же привлекла молодая женщина, перебегавшая через Вуд-стрит. Капюшон ее зеленого плаща соскользнул, обнажив облако медных кудрей, разметавшихся на бегу. Она вбежала в аптеку и исчезла из виду.

– Это Олив, – сообщила Джоанна. – Дочка аптекарши. – И добавила, одарив Грэма понимающим взглядом: – Очаровательная девушка.

Грэм улыбнулся, невозмутимо встретив ее взгляд.

– Неужели?

– Разве не по этой причине вы так уставились на нее?

– Вообще-то нет. Мне показалось, что она… расстроена. Я слышал, как она беседовала в переулке с каким-то парнем – поклонником, насколько я понял, правда, она отказывается иметь с ним дело.

Джоанна недоуменно выгнула бровь.

– Вот, значит, как вы развлекаетесь, сержант? Подслушиваете чужие разговоры?

– Это помогает коротать время. – Он посерьезнел. – Она убежала в слезах.

– Бедняжка. Последнее время ей приходится нелегко. Попробую поговорить с ней завтра утром, перед ярмаркой. Прежде чем встанет ее мать, которая обычно дрыхнет до полудня.

– Какой ярмаркой?

– В Смитфилде. По пятницам там устраивают ярмарки. Хью договорился, чтобы туда доставили вашу верховую лошадь из церкви Святого Варфоломея. Он собирается продать ее.

– Я доставляю вашему брату множество хлопот, вы не находите?

– Он не возражает. Все равно он мается от скуки. – Джоанна улыбнулась с видом заговорщицы. – Чем больше поручений вы ему даете, тем меньше времени у него остается на выпивку, игру… и доступных женщин.