— Сначала скажу ей я, что посудомоечная машина останется, когда ты отсюда съедешь. И она на это ответит только то, что она в восторге.
— А автомобиль и миссис Томас?
— Можешь считать автомобиль одним из рождественских подарков. А миссис Томас я нанял не только ради тебя, но и ради себя.
— Вот именно! — Высвободив наконец свои ноги, Лейни поставила их на пол. — Ты же здесь не задержишься надолго. — Она встала и подошла к окну. Лейни намеренно отошла от Дика как можно дальше: находясь рядом с ним, она расслаблялась, а стоило ей расслабиться…
— Ты должен уехать. Сегодня же. — Он не ответил, по-прежнему храня молчание за ее спиной, и Лейни продолжила:
— Я искренне благодарна тебе за заботу. Честно говоря, не ожидала такого в эпоху сексуальной свободы. Не думала, что тебя заинтересует моя судьба и судьба ребенка. Хочу сказать, что целиком и полностью несу ответственность за ту ночь в Нью-Йорке и сумею воспитать ребенка одна.
— Но это несправедливо, Лейни. Ведь он и мой ребенок. Несмотря на мое семейное положение, я с глубоким уважением отношусь к институту семьи, традициям, стремлению иметь наследника — ко всем этим старомодным вещам. К черту сексуальную свободу и ответственность! Все это не имеет никакого отношения к моему приезду сюда.
Лейни набрала в легкие побольше воздуха, собираясь сказать Дику о своем решении, выдохнула и сразу же начала:
— Я думала о твоем отношении к ребенку. Очень много думала. Конечно, было бы несправедливо лишить ребенка общения с тобой… а тебя — с ним. Поэтому я готова позволить тебе часто навещать его. Когда малыш подрастет, то сможет приезжать к тебе в гости… — Слова давались ей нелегко, будто застревая в горле. Громко откашлявшись, она подошла к своей сумочке и достала документ, над которым немало потрудилась.
— Я письменно изложила все по пунктам… на мой взгляд, это будет вполне справедливое соглашение. Прочти и скажи, что ты думаешь. Я готова все спокойно обсудить.
Она протянула ему листок, после чего вернулась к окну и замерла в напряженном ожидании, разглядывая носки своих туфель.
По истечении пяти томительных минут молчания Лейни услышала звук разрываемой бумаги и, подняв голову, увидела, как Дик аккуратно рвет документ, стоивший ей стольких стараний.
— Но, Дик! — в гневе вскричала она. — Ведь это было бы справедливо для всех нас! И для ребенка тоже.
— Ты упускаешь самое главное, Лейни, — сказал он, рывком встал и направился к ней с целеустремленностью хищника. Подойдя, он обвил ее рукой и привлек к себе, другую руку тем временем запустил в ее волосы на затылке и повернул ее голову, заставляя взглянуть ему в глаза. — Я приехал сюда вовсе не затем, чтобы выклянчивать у тебя право видеться с ребенком. И не затем, чтобы угрожать забрать у тебя ребенка. Черт побери! За какого же монстра ты меня принимаешь? Что же я такого сделал, с чего ты взяла, что должна защищаться от меня и защищать от меня моего — моего ребенка?
— Ты уже однажды воспользовался моей слабостью.
— Да, наверное, — согласился он.
— Больше я тебе этого не позволю. Губы его сжались в угрюмую, жесткую полоску, но глаза горели.
— Я не хочу тобой пользоваться, Лейни. Я хочу, чтобы ты навсегда осталась в моей жизни. Неужели, по-твоему, я смог бы позволить тебе исчезнуть после той ночи, Лейни? Неужели ты не понимала, что я стану разыскивать тебя повсюду, ни перед чем не остановлюсь, пока не найду? Задолго до того, как я узнал о ребенке, я твердо решил отыскать тебя и сделать своей навсегда.
— Но…
— Помолчи и выслушай меня, — строго велел Дик, еще ближе привлекая ее к себе, так что каждое его слово сперва струей воздуха достигало ее губ, а уж потом ушей. — Разве ты не знала, что отличаешься от других? Что после всех женщин, которые у меня были, — я вовсе не хвастаюсь и не пытаюсь произвести впечатление, а всего лишь констатирую факт, которым отнюдь не горжусь, — думаешь, я не почувствовал разницу? Почувствовал и не смог забыть. То, что произошло между нами в ту ночь, было чудесно, Лейни. Такого я не испытывал никогда прежде. И та ночь подарила нам ребенка. Нашего ребенка.
— Это была случайность. — Лейни пыталась справиться с сумятицей противоречивых чувств. Какая-то ее часть с замиранием сердца слушала Дика, радостно внимая каждому слову; другая же часть приказывала не слушать, быть осторожной и бдительной, не поддаваться. — Мы оказались в плену у чрезвычайных обстоятельств.
— Сейчас-то мы не в плену. Нет ни лифта с отключенным электричеством, ни клаустрофобии, ни истерики, ни бренди. Сейчас полдень и ярко светит солнце. Если все это было случайностью, почему же я хочу тебя сейчас больше прежнего?
Дик привлек ее к себе так, что она не могла не ощутить силы его желания. Символ его мужественности крепко прижался к ее бедру, и Лейни всем своим существом откликнулась на этот призыв.
— Я нужна тебе из-за ребенка, вот и все, — упрямо настаивала она.
Его губы, волшебники-искусители, запечатлели жаркие поцелуи на ее губах, щеках, подбородке.
— При чем здесь ребенок? — хрипло выдохнул Дик. — А теперь оставь все эти глупости и поцелуй меня.