Шелковые слова

— Ты очень красива, Лейни, — хрипло произнес он. Тело ее, даже раздавшееся в ожидании его ребенка, влекло его сильнее, нежели тело любой другой женщины.

Бессмысленно было прикрываться полотенцем; так она и стояла, позволяя его взгляду путешествовать по ее обнаженному телу. Словам его она не верила, однако уцепилась за них: ведь именно это ей так хотелось услышать.

— Ты по-прежнему считаешь меня красивой?

— Очень. А ты думала иначе?

— Но ведь ты не… — Не в силах закончить, она отвела взгляд.

— Не занимался с тобой любовью? Она повела плечами:

— Ты не обязан ничего объяснять.

— Мне не хотелось, чтобы ты подумала, будто я рассчитываю на это из-за того, что случилось в Талсе.

— Мне очень неловко из-за того, что там случилось.

Тогда он подошел и нежно взял ее за плечи, усилием воли удерживая взгляд на ее лице, а не на прочих прелестях, которые его так восхищали.

— Ты вела себя со мной как страстная, чувственная и щедрая женщина, каковой и являешься. Уже во второй раз. Тебе нечего стыдиться и не за что извиняться.

С трудом проглотив комок в горле, она едва слышно сказала:

— Я подумала, что моя настойчивость может вызвать у тебя отвращение.

Тут он громко расхохотался и прижал Лейни к груди.

— Едва ли, любовь моя. Едва ли, — уже серьезно прошептал он ей на ухо, на мгновение удержал ее, потом отстранил от себя:

— Ты как, здесь все закончила?

Лейни слегка задыхалась от их объятий. Было в этом что-то греховно-волнующее — стоять обнаженной, в то время как он полностью одет. От соприкосновения обнаженной кожи с различной тканью его одежды Лейни ощутила, как ее ожгли искры желания.

— Я… э-э… мне осталось втереть этот лосьон в кожу живота, я это делаю каждый вечер, — ответила она, призывая сердце замедлить бешеный ритм. — Чтобы предотвратить растяжки.

— Иди приляг на кровать. Сегодня этим займусь я.

Через несколько минут он устроился рядом с ней на мягких простынях с флаконом в руках; из одежды на нем остались только трусы. Лейни не видела необходимости надевать ночную рубашку — она ведь будет мешать Дику втирать лосьон. Лишь мягкий янтарный свет прикроватной лампы окутывал ее. Собственное бесстыдство изумляло Лейни, но не настолько, чтобы сожалеть об этом. Почему-то застенчивость казалась теперь глупостью.

— Я говорила тебе, что мне нравятся твои волосы? — спросила она, когда он плеснул себе на ладонь щедрую порцию лосьона и принялся втирать его в натянутую кожу ее живота.

— Седые волосы? Питаешь склонность к старикам?

— Ты же не старик! Когда ты начал седеть?

— Лет с двадцати пяти. И отец мой — то же самое, к пятидесяти годам стал совершенно белым. — Руки Дика в совершенстве владели искусством массажа, и Лейни ощутила, как усталость и раздражение исчезают под их умиротворяющими прикосновениями. Веки ее отяжелели, она уже почти провалилась в сон, как вдруг Дик сказал:

— Все, готово.

— А груди ты не намазал. — И тут же широко распахнула глаза, осознав, что именно пробормотала в полусне. Дик с любопытством смотрел на нее. — Ничего, — поспешно сказала Лейни, — одну ночь можно и пропустить. — И попыталась натянуть на себя одеяло.

Дик поймал ее руки.

— Ты втираешь этот лосьон и в груди? Она облизнула губы, не ведая, в какое волнение она вгоняет несчастного Дика этим безотчетным движением.

— Ну да, на груди тоже могут остаться растяжки.

— Этого мы не допустим, — вкрадчиво заметил он и, плеснув очередную порцию лосьона на ладони, с чувством потер их. После чего одновременно опустил ладони на ее груди — Лейни закрыла глаза и затаила дыхание, столь блаженное ощущение затопило ее при этом его прикосновении.

Руки его, теплые и скользкие от лосьона, принялись растирать ее груди, приподнимая и легонько сдавливая их плавными движениями; лосьон проникал в кожу, делая ее нежной и гладкой. Сильные тонкие пальцы Дика оставляли едва заметные следы на бархатистой, обильно увлажненной коже.

— Жаль, что ты раньше не приобщила меня к этому занятию, — хрипло произнес он. Темные соски чутко откликнулись на заигрывания его пальцев. Позабыв о своей исходной задаче, Дик нежно ущипнул их — и они тотчас ответили на, его дразнящие прикосновения. Когда Лейни невнятно выдохнула его имя, он прикоснулся к этим трепещущим бутончикам жадными губами.

Сомкнув губы вокруг одного из сосков, Дик принялся водить по нему языком, пока Лейни громко не застонала. Она обняла его, и ладони ее словно заново узнавали тугие мышцы его спины, гибкий желоб позвоночника, талию и упругую стройность ягодиц.

— О Боже, Лейни, я безумно хочу тебя, — прошептал он, водя губами по ее груди. — Ты помнишь, как это, милая? Помнишь, что чувствовала, когда я был внутри тебя?

— Да-да, — выдохнула Лейни. Она слишком хорошо все помнила — и ее тело тоже. Все ее существо жаждало вновь ощутить его внутри.

Рука его плавно скользнула вдоль ее бедра, по-прежнему стройного, несмотря на беременность, и проникла к шелковистому треугольнику. Нежно проведя по нему пальцами, Дик бережно коснулся лона.

— Я целовал тебя здесь. Помнишь? И здесь.