Шелковые слова

— Еще нет. — Она судорожно перевела дыхание. — Ты прав в одном: когда я была маленькой, все на свете отдала бы, лишь бы услышать от мамы, что она любит меня. Но если бы даже она это сказала, слова были бы пустыми — совсем как твои. В ее жизни я была не более чем вынужденным обстоятельством, и, думаю, ты воспринимаешь меня точно так же. Ты хочешь поместить меня в одну из маленьких аккуратненьких ячеек своей жизни и держать там, пока не захочешь вытащить и немножко поиграть.

— Это не правда, Лейни.

— Тогда почему ты ни разу не предоставил мне право выбора во всей этой истории? Любовь — это не только секс по ночам и красивые слова. Любить — значит предоставлять человеку свободу, заставлять его ощутить свою ценность, позволить добровольно ответить любовью.

— Ну хорошо, — сказал Дик, рубанув ладонью воздух. — Звучит очень складно, но все это чушь, и ты это знаешь. Я не намерен спорить с тобой по этому поводу и открывать дискуссию на темы психологии. Если хочешь знать, всем этим я сыт по горло. А еще мне до чертиков надоело ходить перед тобой на цыпочках и обращаться как с нежным растением.

— Ну так отстань от меня совсем. Шумно вздохнув, Дик поднял руки в знак своего поражения, после чего бессильно уронил их. Надолго замер, уставившись в одну точку на полу, собираясь с мыслями. Когда наконец он поднял голову, взгляд его открыто молил о прощении.

— Мне неведома твоя боль, Лейни, потому что, сколько себя помню, я всегда был окружен любящими родителями, родственниками, которые придавали мне уверенность. Однако я способен к сопереживанию. Я знаю: ты боишься.

— Да, боюсь.

— Но почему? Зачем ты так цепляешься за этот страх, когда уже столького добилась? Ты сделала огромный шаг, когда после смерти матери покинула тот мертвый дом и начала новую жизнь. И твое теперешнее отношение к отцу свидетельствует, что ты осмыслила ту часть своей жизни, однако все еще позволяешь прежнему грузу давить на тебя. Ты ведь уже стала мне немного доверять. — Он протянул к ней руку. — Поедем со мной, Лейни. Сделай этот последний, решающий шаг. Давай доверимся друг другу.

Она стояла словно на берегу бурной реки. Возвращаться назад не хотелось. А на другой стороне стоял Дик, суля ей счастье и любовь. Но между ними бурлил водоворот ее страхов. И она понимала, что опасно пересекать этот бурный поток: есть риск сорваться и утонуть. Да, Дик ей нужен, но нужен здесь, где они сейчас находятся, где безопасно, где от нее не требуют никаких обязательств.

— Это ведь не я ухожу! — воскликнула она, пытаясь оправдаться. — Это ты бросаешь меня, как когда-то мой отец поступил с моей матерью.

— У меня нет выбора. Тебе это известно.

— Наверное, он говорил ей то же самое.

Протянутая было к ней рука Дика упала, безжизненно повиснув вдоль его тела. Неужели она действительно так о нем думает? Разве он не сделал все, что в человеческих силах, чтобы она была счастлива? Если она по-прежнему отказывается принять это счастье, что еще он может сделать?

— Тебе нужен выбор? — устало спросил он. — Я предоставлю тебе выбор. Завтра я должен вернуться в Нью-Йорк. Когда судебное разбирательство завершится, я вернусь. Соберу Мэнди и Тодда и увезу их с собой домой. Раз ты не веришь, что я тебя люблю, сможешь выбирать — ехать с нами или нет. Но мои дети уедут со мной.

Без него в доме стало пусто и уныло. Даже детский крик и бесконечная суета миссис Томас не меняли этого ощущения Лейни. Она бродила по дому, словно посетитель по музею, — отстраненная, ни к чему не прикасаясь. Он вдруг показался ей похожим на дом в Талсе.

Дик звонил по несколько раз на день, чтобы справиться о близнецах. Чаще всего он беседовал с миссис Томас. Когда же трубку брала Лейни, они были вежливы и холодны друг с другом. Она интересовалась ходом разбирательства, а он подробно расспрашивал об успехах малышей. Других тем они не касались.

Получив благословение доктора Тейлора, Лейни принялась с энтузиазмом заниматься физическими упражнениями, приседая до потери пульса, пока не начинала опасаться что-нибудь повредить. В тот день, когда она влезла в свои самые тесные джинсы, Лейни громко захлопала в ладоши и так бурно выразила свой восторг, что вырвала близнецов из блаженного утреннего сна.

На улице потеплело, и, когда Лейни сочла возможным, она вместе с миссис Томас повезла близнецов к школе, чтобы показать своим бывшим ученикам. На расспросы коллег о Дике она отвечала, что он вынужден был вернуться в Нью-Йорк для участия в важном процессе.

Она пыталась занять себя домашними хлопотами, но, по правде говоря, делать было практически нечего. Когда в разговоре с Диком она обмолвилась, что миссис Томас в общем-то не нужна ей каждый день, он оборвал ее и безапелляционно заявил, что домработница останется. Прежде он уже высказывал беспокойство из-за того, что Лейни остается одна по ночам, так что она не стала развивать тему пребывания миссис Томас, опасаясь, что Дик, чего доброго, еще наймет ей прислугу с постоянным проживанием.