Иланчик Кадырхан с отвращением сплюнул. Во рту он сейчас только ощутил горький привкус полыни. В тяжелом раздумье сел он на коня и рысцой пустил его в сторону города. Максуд последовал за ним. Вскоре, оставив за спиной полынную степь, повелитель выехал на одну из караванных дорог, ведущих со всех сторон к Отрару. Видно было, что по ней недавно гнали скот: все вокруг было истыкано овечьими копытцами. Конь утопал по самые щетки в удушливом пухляке. Поднялась пыльная поземка.
Караванная дорога явно одряхлела. Сколько веков уж по ней постоянно ходят и ездят! Повелитель свернул на обочину. Степная полынь заметно мельчала, редела. Все большими становились проплешины между чахлыми кустами, потом и вовсе пошли одни кочки. Вдалеке виднелись очертания города: высокие минареты, голубоватые купола мечетей и дворцов казались особенно внушительными на фоне пустого белесого неба. Красно-коричневые зубчатые крепостные стены издали походили на лежащих верблюдов. Над городом клубился синеватый дымок. Полынная степь здесь переходила в равнину, заросшую ковылем, кустами перекати-поля, чертополохом, верблюжьей колючкой и разной сорной травой. Равнина упиралась в сплошные сады, кольцом окружавшие город. Сразу же за головным каналом густо росли урюк, джида, персик, орех, туранга, карагач, тутовые деревья. Отсюда уже нельзя было видеть города. Здесь путник полной грудью вдыхал аромат диковинных фруктов. В тени между деревьями бормотала, журчала вода в тщательно ухоженных, чистых арыках. Всадники углубились в сады. Над ними кружились, жужжали оводы, слепни. Кони обеспокоенно стригли ушами, хлестали себя хвостами, всхрапывали, пофыркивали. Было жарко, душно, и повелитель, задыхаясь, пятками подгонял коня. Долго он ехал садами, коня утомил и сам устал, пока выбрался из бесконечных зеленых зарослей. Вновь показался впереди город, а вокруг простирались теперь бахчи.
Это была северная часть Отрара. Здесь росли овощи, зрели арбузы и дыни. Приятно было взирать на этот огромный зеленый ковер. Из-под густой листвы выпячивали гладкие бока дыни-скороспелки. Арбузы обретали пеструю окраску: значит, наливались соком, наполнялись сладким ароматом, обрастали мясистой плотью, твердели кожурой. Дорога, идущая через бахчи, была подточена водой, изрезана канавками, разрушена постоянным поливом. Местами стояли лужи и образовалась болотистая грязь. Конь часто оступался, скользил копытами в вязкой глине. Ближе к городу бахчи меняли облик. По левую руку тянулось поле, засеянное каваками. Этот сорт тыквы не употребляют в пищу, из него делают посуду. Пока каваки не поспели и объем их был небольшой — с кувшинчик. Осенью, когда каваки окончательно созреют и затвердеют, дехкане отделяют их от плети, продалбливают с узкого конца отверстие, половником выскребывают семечки, потом тщательно, до звона, высушивают на солнце. После этого тыковки кладут в горячую золу, пока они не покроются золотистым румянцем. Таким образом рождается красивая, легкая и очень удобная посуда, заменяющая и кувшин, и жбан, и ведро, и кадку, и бочонок.
Поля по правую руку были отведены под съедобные тыквы. Плети их — длинные, листья большие, как лопухи. Из-под них виднелись большие розовые, желтые, белые, голубые и оранжевые шары самой разнообразной формы.
Сразу же за бахчами начинались слепленные из глины лачуги. Они сбились в тесную кучу без определенного порядка и системы. Эти крохотные жилища размещались за крепостной стеной, и в них ютились в основном беднейшие земледельцы-дехкане. Мазанки с обеих сторон теснили караванную дорогу. За ними уже величественно вздымались стены самой крепости.
У ворот Иланчик Кадырхан натянул поводья, повернулся к Максуду:
— С аламанским проводником поговорю вечером сам. Поезжай в Гумбез Сарай и не упускай из виду Бадриддина. Чтоб не посмел от нас улизнуть,
Они разъехались.
Проехав городские ворота, Иланчик Кадырхан сразу повернул к восточной части, к заповеднику святого Кишкиша, где находился дворец ханши. Еще днем векиль-индус предупредил повелителя, что ханша неожиданно прихворнула. Кадырхан решил проведать верную супругу.