Шелковый путь

Если приглядеться внимательней, то узоры, выложенные из цветных кирпичей, напоминают то плывущие по небосводу облака, то распластавшегося для прыжка тигра. Знающие люди рассказывают, что кирпичи завезли сюда с берега Инжу. Тех, кто делает их, называют кышкерями — кирпичниками…

Кышкери составляют самостоятельный род сунак, издревле занимающийся этим скромным древним ремеслом. В корне самого слова «сунак» заключен смысл «богатый водой», «обитающий у воды». Из поколения в поколение сунаки копают ямы, месят глину, льют кирпичи. Поджарые, насквозь прокопченные солнцем, в одних до колен закатанных холщовых штанах, круглый год не расстаются с кетменем — мотыгой, — такими их увидел и запомнил Хисамеддин. Они необыкновенно выносливы и сильны. Постоянный тяжелый труд закалил их необычайно. Лить кирпич — дело очень непростое. Они готовят его из особой местной глины, точнее, суглинка, которым так богаты берега Инжу. Сначала вязкую желтоватую глину сгребают в огромные кучи, потом понемногу сбрасывают ее в широкие ямы, добавляют козью щетину и размешивают с кобыльим молоком. Потом по этому месиву прогоняют взад-вперед несколько косяков коней. Под их копытами образуется упругая, плотная масса. Из нее льют плоские кирпичи: аккуратные, небольшие, с ладонь. Кирпичи обжигают на углях саксаула, а перед этим долго сушат под раскаленным солнцем. Так появляется темно-красный, цвета крови, знаменитый отрарский кирпич, который не разбивается о камень, не растворяется в воде, не крошится от времени. Такой кирпич прочен, как скалы Каратау, перед ним отступают и гнев и ярость. Сами кышкери-сунаки испытывают прочность своего изделия ударом тяжелого меча.

Именно из таких кирпичей мозолистыми руками искусных каменщиков и был выстроен величественный Гумбез Сарай. Наместник Отрара и юноша поэт молча смотрели на дворец. Вдруг взгляд Кадырхана упал на нижние ступени. Из дворцового подземелья, карабкаясь, точно черный жук, поднимался старик визирь. Слабые ноги его подкашивались; оступившись, он едва не упал. Вздрагивала белая длинная борода; конец необъятной чалмы волочился где-то у ног. Старик был суеверен; то, что он споткнулся, явно предвещало беду, и визирь что-то бормотал про себя, может быть, молился, а взобравшись наверх, склонился в низком поклоне. Поймав взгляд повелителя, он тихо молвил:

— Да продлит аллах царствование твое, Кадырхан! К твоим стопам припадают и жаждут увидеть твой светлый лик купцы Хазарии, путешественники из западного государства Кыйев[14], почтенный купец из дальнего Новгорода, посол страны уйгуров со своим требованием, гонец в медвежьей шкуре из страны Кереити[15], от монголов порученец уйсун, из Хорезма хитрая лиса-проныра лашкар… Как положено в этот день недели, они ждут тебя у входа в Салтанат Сарай… — Старик визирь сложил руки на груди и опять поклонился.

Иланчик Кадырхан, стоя боком, выслушал его, нехотя повернувшись, направился во дворец. У трона в глубине зала он вновь накинул на плечи просторный шелковый чапан, расшитый золотом, и Хисамеддин невольно вздрогнул: ему ясно привиделось, будто по сумрачному залу, крадучись, прошел матерый тигр. Повелитель приостановился и жестом приказал Хисамеддину следовать за ним.

Медленно спустились они по широкой лестнице. Вокруг холма, не нарушая его естественного вида, выстроились дворцы с куполами. Казалось, стояло несколько огромных белых юрт с Гумбез Сараем посредине. Спускаясь вниз, правитель города и поэт вышли на небольшую площадь. И здесь был хауз. Треугольником стояли три остромордые бронзовые волчицы. То было творение кипчакских мастеров: они всегда отливали фигуры зверей, но никогда — подобно румийским ваятелям — не делали птичьих изображений. Здесь считали птицу священной, высекать ее из камня считалось святотатством. Из волчьих пастей взмывала упругая струя, образовывая над хаузом радугу в форме кривой. Было здесь прохладно, свежо. За хаузом полукругом возвышался Малый Гумбез, выделяющийся какой-то особенной красотой. Каждый, кто углублялся в Малый Гумбез, невольно испытывал восторг и необъяснимую гордость. Казалось, дворец бесконечно устремлялся ввысь. Глаза уставали глядеть на его ослепительную вершину, голова кружилась, и невозможно было оторвать взгляда.

Перед Иланчиком Кадырханом и Хисамеддином вдруг выросли огромные чугунные ворота. Так же неожиданно и бесшумно они распахнулись. По пояс оголенные жилистые слуги-гуламы ловко раздвинули створки. Под ногами стлался мягкий ворсистый ковер из Хорасана, поглощавший звук шагов.

Этот дворец назывался Салтанат Сарай, что на кипчакском наречии означало «Торжественный», и был он волей отрарского правителя отведен для приема высоких гостей — иноземных послов, путешественников, купцов, нарочных, порученцев.