Шелковый путь

— Старик, был ты председателем, а теперь одряхлел, истратился, сидишь тут и смотришь только, что на печь поставили да что с печи сняли, — растроганно молвила аульная старуха. — Не принимай близко к сердцу то, что я нынче тебе наговорила. Стерпи, ровесник! А насчет внука моего будь спокоен: пусть вернется мой Куанжан, и его первую зарплату принесу и вложу в твою руку, старик… Приснился он мне: не заходит в дом, стоит, прислонившись к стене… Сердце так и замерло у меня… Не иначе как бедствует он. Никогда таким не снился еще…

И матушка Кунимпатша, порастеряв всю свою храбрость, сникла и пролила на грудь крупные слезы. Вбежала испуганная молодайка, старичок Есиркеп завертел головою. Только что смуглая старуха сидела и метала громы и молнии, а огромный, как купол, бабий тюрбан на ее голове воинственно покачивался — и вдруг на тебе, совсем раскисла, рассыпалась, как просо из мешка.

— Не реви! Беду накличешь, старуха! Крепись, — увещевал ее Есиркеп. — Я сегодня после вечернего намаза крепко помолюсь за твоего внука, пошлю ему свое благословение.

— Вспомню Куанжана, и все, готова, — отвечала старуха Кунимпатша, — так и зальюсь слезами! А ты, родная моя Катира, ой Каниза… Нет, Сабирой тебя зовут… Фу, что это я, старая, совсем из ума выжила! Салима моя милая, ты соедини-ка тут все денежки, сосчитай их и напиши на бумаге, сколько их. А то на почте парнишка поштабай запутается со мной, дурехой.

Молодка Салима тщательно сосчитала старухины деньги, завернула в платочек, написала на бумаге сумму и, вручив все это бабке, сказала: «Апа, сто рублей». Матушка Кунимпатша благословила ее, поднялась и двинулась к выходу.

Она торопилась на почту, где долго изводила «поштабая», молоденького начальника почты, заставляя его рассказывать, как переводят деньги. Бесконечно предупреждала его, чтобы он не потерял их и благополучно отправил Куандыку — сто рублей на его имя, в Москву.

Когда она вернулась в свой глиняный домок, там уже стоял предвечерний сумрак, и на душе у старухи тоже стало сумрачно. Не хотелось двигаться, что-либо делать. Раньше, когда случалось ей написать с помощью девушки-дохтыра письмо внуку или отправить, вот как сегодня, ему перевод, матушка Кунимпатша непременно рассказывала об этом всему аулу, заходя в каждый дом. А на этот раз что-то одолела ее усталость, в висках застучало, и тело просилось на покой. «Дожить бы до приезда мальчика, ох, не покинула бы душа тело раньше времени, — думала она печально. — И эта девушка-дохтыр что-то не кажет глаз…»

Если подумать, матушка Кунимпатша полжизни провела в ожидании. Сначала ждала мужа с фронта — до тех пор ждала, пока не умерла сама надежда… Долгие годы согревала горячим телом холодную вдовью постель… Потом отправила на учебу сына Балгабая — живую кровинку погибшего мужа — и не дождалась его… А теперь вот уж шестой год ждет своего внука, с трясущейся головою стоит во дворе и смотрит на дорогу… И редкую ночь спит спокойно, редкое утро встречает без тревоги… Не исходит от сердца горькая утрата сына Балгабая… Так много ли радости нужно простому человеку в этой жизни? Нет, кажется, что совсем немного. И той ему недостает.

Не нужно ничего другого аульной старухе — поцеловать бы внучонка в голову, понюхать его лоб да и благословить со словами: «Родной мой, сыта я и довольна, на душе моей покойно. Да озарится путь твой божьим сиянием, жеребеночек мой». И аминь — пусть дальше ничего не будет, отойдет ее дыхание.

Она прогнала от себя печальные думы и решила замесить тесто для лепешек, которые обещала в жертву духам предков. Развязала мешок, отсыпала муки. Растянула на столе подстилку из выделанной козьей шкурки, насеяла горку муки стареньким ситом, постукивая ладонями по его надтреснутому краю. Сполоснула затем руки; посолила кипяченую воду в казане; разбила несколько яиц и желтки выпустила в муку. Тщательно помесила тесто, приготовив его столько, чтобы лепешек хватило на всех: для почтенных стариков и для желторотой ребятни… Время от времени окунала шмат теста в соленую воду. Заквашенную опару затолкала кулаками в глиняную миску, накрыла подносом и для тепла все это тщательно завернула полотенцем. После вымыла руки, сливая себе из кувшина.