Новое богатство позволило Риму и его жителям вступить в контакт с новым миром, новыми вкусами. Поэт Марциал точно отразил тенденции интернационализма и расширения кругозора, свойственный этому периоду, в произведении, в котором оплакивается молодая рабыня. Он сравнивает ее с нетронутой лилией, отполированной индийской слоновой костью, жемчужиной Красного моря. Он пишет, что ее волосы прекраснее испанской шерсти и белокурых локонов Рейна[92]. Ранее, когда пары хотели зачать красивых детей, они занимались сексом в окружении эротических изображений, теперь же, как пишет один испуганный еврейский писатель, «они приводят рабов из Израиля и привязывают к изножью кровати» для вдохновения, потому что могут себе это позволить[93]. Не все были впечатлены новыми вкусами: Тибр переполнен водами Оронта, реки, которая течет через Сирию и юг Турции, – так позже жаловался Ювенал в своей «Сатире». Другими словами, азиатский декаданс уничтожил традиционную римскую добродетель. «Убирайся, – писал Ювенал, – если ты находишь удовольствие в проститутках в варварских головных уборах»[94].
Консервативных наблюдателей потрясло только одно новшество – китайский шелк[95]. Увеличившийся объем поставок этой ткани в Средиземноморье обеспокоил традиционалистов. Сенека был напуган популярностью шелка, утверждая, что одежда из этой тонкой, струящейся ткани не может ни скрыть ни изгибы фигуры, ни защитить честь римских женщин.
Основы брака были подорваны, когда мужчины узнали, что могут видеть женское тело через тонкую ткань, которая облегала фигуру и оставляла мало простора для воображения. Для Сенеки шелк был олицетворением экзотики и эротики. Он считал, что женщина не могла абсолютно честно сказать, что она не обнажена, если была одета в шелк[96]. Другие чувствовали примерно то же самое. Были предприняты попытки, в том числе на законодательном уровне, запретить мужчинам носить эту ткань. Некоторые считали, что такая одежда просто неприлична, однако уважаемые граждане Рима согласились, что во время занятий спортом мужчины могут носить шелковые одежды с Востока[97].
Другие видные деятели были обеспокоены распространением шелка по различным причинам. Плиний старший, который писал свои труды во второй половине I века нашей эры, возмущался высокой стоимостью роскошного материала, тем, сколько тратится на то, «чтобы римские женщины блистали в обществе»[98]. Он жаловался, что завышение цен породило скандал, шелк продавали по цене, выше реальной стоимости в сто раз[99]. Огромные суммы денег ежегодно тратились на предметы роскоши из Азии. 100 миллионов сестерциев в год уходили из Рима за границу[100].
Эта поразительная сумма составляла примерно половину годового объема производства монетного двора империи и более чем 10 % годового бюджета. Удивительно, но не похоже, что эти данные были преувеличены. Недавно был обнаружен папирус, на котором был записан контракт и условия отгрузки товаров из Музириса (Индия) в римский порт на Красном море. Он является свидетельством того, каких объемов достигла торговля ко II веку нашей эры. Контракт устанавливает ряд взаимных обязательств, четко определяющих, когда именно товар должен оказаться в руках владельца или перевозчика, и санкции в случае, если оплата не произведена в конкретный срок[101]. Международный бизнес требует строгости и опыта.
Римские торговцы расплачивались не только деньгами. Они также предлагали прекрасное стекло, серебряные и золотые изделия, кораллы из Красного моря и топазы, ладан из Аравии в обмен на ткани, специи и краски, например индиго[102]. Какую бы форму ни принимала торговля, отток капитала имел далеко идущие последствия. Одно из них – укрепление местных экономик по всему торговому пути. Деревни превратились в города, а города стали мегаполисами; бизнес процветал, а коммуникации и деловые связи расширились и стали прочнее. В таких местах, как Пальмира, расположенная на краю Сирийской пустыни, где находился центр торговли, соединяющий Запад и Восток, были воздвигнуты потрясающие памятники.
Не зря Пальмиру называли Венецией песков[103]. Города, находящиеся на оси «юг – север», преобразились. Ярким примером может служить Петра, которая стала одним из чудес античного мира благодаря своему расположению на пути между Аравией и Средиземноморьем. В разных местах проводились ярмарки, которые привлекали торговцев за сотни, если не тысячи миль в удобные торговые точки по пути. Каждый сентябрь такие ярмарки проводились в Батне, близ Евфрата: «Город был заполнен богатыми торговцами, целые толпы собирались на ярмарке, чтобы покупать и продавать товары из Индии и Китая, а также другие товары, которые доставляли по земле и по морю»[104].