Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий

В мире международной торговли и высокой политики Венеция, Флоренция и Рим стали остановками на пути новых богачей. Хотя понятие «большого путешествия» появилось в 1670 году, такие экспедиции начали совершать на столетие раньше, когда поездка в Италию означала возможность купить высококачественный антиквариат, а также более изысканные предметы искусства, цена которых резко возросла вместе с увеличением количества покупателей[1106]. Это был обряд социального изменения не только для тех, кто принимал в этом участие, но и для культуры в целом: плоды Южной Европы пожинались на севере. Когда гравитационный центр континента сдвинулся, то же самое произошло и с жемчужинами древней и современной культуры. Три самые примечательные коллекции античных скульптур в мире находятся в Британском музее, музее Фитцуильяма и музее Эшмола в Кембридже. Они были собраны любопытными путешественниками с глубокими карманами[1107].

Они привезли домой архитектурные идеи, дизайн монументальных гробниц и скульптуры. Вскоре после этого поэзия, изобразительное искусство, музыка, ландшафтный дизайн и наука, изучающая классическую античность, широко распространились, так как величие Англии и Нидерландов основывалось на наследии прошлого[1108]. Римские граждане с удивлением наблюдали, как небольшое количество землевладельцев и мелких чиновников из регионов, которые раньше были провинциями империи, восхваляли себя, представляясь не только наследниками Рима, но и практически императорами[1109]. Очень скоро они зайдут гораздо дальше: Британия была готова править.

14. Путь к империи

Смена власти на севере Европы оставила тех, кто был неспособен конкурировать, позади. В Османской империи, к примеру, число городов с населением больше 10 000 человек оставалось неизменным между 1500 и 1800 годами. Там не было нужды развивать сельское хозяйство, чтобы удовлетворить растущий спрос, и это означало, что экономика оставалась вялой и статичной. Налоговые сборы также были неэффективны, частично из-за налогового откупа, который позволял частным лицам получать быстрые доходы за счет дохода государства[1110].

Османские бюрократы показали себя высококвалифицированными администраторами, искусными в централизации ресурсов и распределении их среди населения так, чтобы они оказывались именно там, где нужны. По мере того как империя захватывала все больше территорий, в XV и XVI веках эти процессы проходили плавно и были эффективными. Когда же экспансия империи замедлилась, стала очевидна вся хрупкость системы. Необходимость поддержания военных действий на двух фронтах – с европейцами на западе и с персидскими Сефевидами на востоке, а также смена климата оказывали сильное воздействие на Османскую империю[1111].

Социальная структура мусульманского мира, которая развивалась по совершенно другому пути, чем в Западной Европе, также стала важным фактором. В исламском обществе богатства распределялись более равномерно, чем у их христианских коллег, в основном благодаря подробным инструкциям наследования, изложенным в Коране.

Принципы, которые здесь использовались, были более просвещенными для того времени, особенно когда дело касалось доли женщин, на которую они могли рассчитывать в имуществе отца или супруга. Мусульманские женщины находились в гораздо лучшем положении, чем европейские. Это позволяло большим богатствам оставаться в семье долгое время[1112], а также означало, что разрыв между богатыми и бедными никогда не достигнет такого размаха, как в Европе, так как деньги распределялись и циркулировали в более широких границах. Это в некоторой степени замедлило рост: с учетом общих правил наследования семьям было сложно аккумулировать капитал на протяжении поколений, так как наследование было прогрессивным и уравнительным. В Европе, согласно праву первородства, деньги концентрировались в руках одного ребенка, что давало возможность сколотить огромные состояния[1113].

Для некоторых тот факт, что в Европе, а точнее, в Северо-Западной Европе никогда не было такого, вызывал некоторое беспокойство. Священники-кальвинисты в Нидерландах с ужасающей убежденностью проповедовали, что деньги – корень зла, а также рассказывали об опасностях роскошной жизни[1114]. Схожие настроения царили и в Англии, где такие деятели, как Томас Мун, особенно злобный комментатор начала XVII века, оплакивали «напрасно потраченное… время, проведенное в праздности и удовольствиях», предупреждая, что материальные блага принесут недостаток знаний и «проказу» тела и ума[1115].