Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий

По этой причине госдепартамент призвал Standard Oil, ведущего производителя Америки, рассмотреть возможность заключения соглашения с правительством Персии на освоение нефтяных ресурсов на севере Персии, так как этот регион не был охвачен англо-персидской концессией[1456]. Интерес США вызвал восторженную реакцию в Тегеране: Британия и Россия вмешивались в дела Персии достаточно долго, заявлял репортер местной газеты, постоянно ставя под угрозу независимость страны. Соединенные Штаты, новая, зарождающаяся империя виделась идеальным рыцарем в сияющих доспехах. «Если американцы, учитывая их богатство, установят экономические отношения с нашей страной, – гласила одна из газетных статей, – мы можем быть уверены, что наши ресурсы будут освоены и мы более не останемся в нищете»[1457]. Большие ожидания широко распространились по всей стране: телеграммы в столицу, одобряющие перспективу американских инвестиций, поступали щедрым потоком. Американский представитель в Тегеране с удивлением отметил, что они были подписаны «муллами, знатью, государственными чиновниками и купцами»[1458].

Британцы отреагировали злобно, заявив госдепартаменту в недвусмысленных выражениях, что американский интерес к Персии не только нежелателен, но и незаконен. Хотя спорный регион не относился к владениям Англо-Персидской компании, британцы заявили, что он был объектом отдельного соглашения между Персией и Россией, которое не было должным образом оформлено. Таким образом, права на исследования не могли быть проданы американцам или кому бы то ни было еще. Однако в конечном итоге это оказалось бессмысленно, так как персы дали Standard Oil пятидесятилетнюю концессию[1459].

Уже не впервые попытки американцев провалились. Персы надеялись на то, что американцы предложат альтернативу британскому влиянию в регионе. Тем не менее, с практической точки зрения, следовало заключить договор с Англо-Персидской компанией, чтобы получить доступ к трубопроводам.

Более того, к тому времени как начались переговоры, надежда персов сменилась разочарованием. Американцы оказались «бо́льшими британцами, чем сами британцы», – отмечал персидский представитель в Вашингтоне, и это был не комплимент. Как оказалось, возмущался один из издателей «Тегеранской газеты», США и Британия – одно и то же: обе эти страны «поклоняются золоту и душат слабых», они одержимы продвижением своих собственных интересов и «пытались поделить главную драгоценность нации, запасы нефти, и забрать их у ребячливых персидских политиков»[1460].

Эта история была очень похожа на ту, что произошла во время открытия Америки 400 лет назад. Пока местное население не уничтожалось таким же образом, как это делали испанцы, но в остальном ситуация повторялась: экспроприация местных ценностей и отправка их на другой континент с минимальной выгодой для местного населения. Наблюдались и другие параллели с тем, что произошло после того, как Колумб пересек Атлантику. Испания и Португалия поделили целый мир, подписав в 1494 году Тордесильяский договор и Сарагосский тридцать лет спустя. Точно так же поступили западные державы, когда поделили между собой ресурсы земель, находящихся между Средиземноморьем и Центральной Азией.

Территории, отмеченные на карте цветным карандашом, стали основой договоренности между британцами и французами, известной как «Соглашение о красной линии», которое поделило запасы нефти между Англо-Персидской компанией и компанией Turkish Petroleum (в которой Англо-Персидская компания, а соответственно, и британское правительство, имела контрольный пакет акций), с формальным условием не залезать на чужую территорию. Это было важно для Франции, которая стремилась укрепить свои позиции в Леванте из-за длительной истории торговых связей и значительных коммерческих инвестиций, направляемых сюда на протяжении десятилетий. Подобно иберийским державам, Франция и Британия поделили контроль над активами и добычу, на которую они заявили права. Начиналась новая эра империй.

Проблема заключалась в том, что эти новые империи сразу же столкнулись с тем, что мир полностью изменился, и менялся он быстро. Разрабатывать сложные планы и пытаться установить британский контроль над нефтью и трубопроводами было прекрасно, но за это нужно было заплатить свою цену. Учитывая рост государственного долга Британии, начались болезненные и сложные разговоры о расходах на содержание вооруженных сил, необходимых для более эффективного управления империей.

Огромные траты, как писал лорд Керзон, «не могут длиться вечно». К этому выводу пришел и Черчилль, в то время колониальный секретарь, который понял, что все, что происходит на Среднем Востоке, вторично для уменьшения расходов[1461].