Шелковый путь

Жетыбас надолго задумался, никак не соглашаясь с братом. Спорить с ним, что-то доказывать ему не хотелось.

Все оглушены машинным гулом. Разве могут они понять призывное ржание коня, или мерное хрумканье пасущихся овец, или волнение в его крови, когда он вытирает потное лицо о гриву коня? Они и представить себе не могут, насколько крепко переплетена его жизнь с этими животными, которые испокон веку были рядом, поили и кормили их. И разве можно изменить вдруг этим извечным спутникам человека?

Саясат по натуре совсем другой. С детства он был без ума от всего тарахтящего и железного. Бывало, выбежит на улицу и таращит глаза на проезжающую машину. С тех пор и до сего дня сохранилась его страсть. Жетыбас думал иногда, что у брата вместо крови шумит в жилах бензин. Машина для него настоящее божество, на которое он готов молиться дни и ночи напролет. Случись что с его «Жигулями», он от расстройства заболел бы и попал в больницу. Где уж ему понять душу Жетыбаса.

И вот однажды Саясат взял в совхозе три грузовика, заявив людям, что собирается перевозить одичавшего в горах брата, и уехал в Майдамтал. Между братьями произошел разговор.

— Послушай-ка, Саясат. Весной в этом году прошли обильные дожди, травища вымахала, как никогда. Дай посидеть мне здесь до следующего лета с моими овечками да лошадками, — чуть не взмолился Жетыбас.

Тот ни в какую:

— Хватит, насиделся.

— Свет мой, Саясат, звери погубят молодые побеги арчи. Дай посидеть хоть до осени, пока не найдут мне замену.

— И до осени тут нечего сидеть.

— Ну хорошо тогда, — вздохнул Жетыбас. — Грузи машины скарбом, а я со скотиной пешком доберусь.

Саясат не согласился и на это.

Вся недвижимость еле заполнила кузов одной машины. На остальные погрузили жалобно блеющих овец и отчаянно ржущих лошадей. Помощники Саясата, крепкие парни, не обратили никакого внимания на стенания и угрозы Жетыбаса. Ему казалось, что он видит слезы на глазах шелкогривого коня. Не дали даже как следует проститься с родным местом. Согнувшись, Жетыбас залез в кабину, и машина тронулась с места.

Стали спускаться с гор в долину. Жетыбас сидел грустный, опустошенный, и вся прошлая жизнь вставала перед ним.

Немало крутых подъемов и спусков преодолел он, но, видимо, всему свое время. Была молодость, и он кипел и бурлил, будто казан на большом огне. А теперь вот остыл, и уже никогда ему не раскалиться. Он признавал, что за последние годы ушел в сторону от великого кочевья жизни, полюбил тишину и покой.

Раз в году он собирал у себя косарей, которые поднимались в горы сено косить, резал для них барашка ради покойного отца, чтобы тот не чувствовал тесноты в сырой земле. Раз в году наряжал свою Акботу во все самое лучшее, сажал ее на лошадь и отправлял к родителям в Мейрамкалу в гости, чтобы она вволю отдохнула и нагулялась до следующего года. В их отшельнической жизни, кроме этих двух важных событий, не было ничего примечательного. Дни шли чередой, как близнецы. Иногда они о чем-то разговаривали, перебрасывались словами, словно хотели убедиться, что они все еще вместе, ухаживали за кучкой овец да за конями. Жизнь шла у них спокойно и безмятежно. И ему не хотелось никаких других радостей, никакого общения с людьми.

И вот вырвали насильно из родного угла и везут неизвестно куда, в такое место, где все бурлит, кипит и суетится.

С далекого холма сорвался беркут и, тяжело загребая крыльями, набрал высоту, потом стал парить на одном месте, совершая круг за кругом, как будто для того, чтобы Жетыбас запомнил его на всю жизнь.

Его мысли отвлек какой-то неприятный и тревожный звук. Он ткнул в бок вислоухого водителя. Тот прислушался, резко затормозил и выскочил из кабины. Торопливо подбежал Саясат. И надо сказать, остановились они вовремя. Привязанная в кузове кобыла-четырехлетка упала, и ее душило сыромятным ремнем, доносился уже предсмертный хрип, а глаза были похожи на скисшее молоко. Саясат в одну минуту обрезал веревку, и постепенно животное пришло в себя. Жетыбас корил себя: «Старый дурак. Опоздай хоть на секунду, и все было бы кончено. Надо было оставить ее дома, пускай бы бродила… Придется теперь держать тебя на привязи у каменной стены. Будешь глотать вонючую гарь вместо горного родникового воздуха».

Жетыбас пересел в пыльный кузов и всю дорогу держал лошадей за уздечки. Наконец добрались до совхоза.

Саясат поселил своего горца-брата в одном из домов, кучно расположенных вдоль шоссе. Прежде тут жил их родственник, который уехал в город.

В доме семь комнат и длинный, как туннель, коридор. «Век мне не накопить добра для этих комнат», — подумал Жетыбас и выбрал для жилья две из них. А остальные ловко превратил в стойла для коней и в овчарню.

Не теряя времени, он смастерил корыто для кормления лошадей и прибил его к стене, облицованной ореховым деревом. Прожорливых овец тут же пустил на клевер, растущей вдоль забора, словно гусениц на свежие листья.

Саясат уехал куда-то на два дня. Когда он впервые зашел к брату и увидел разгромленный дом, то чуть не превратился в пепел от злости.