Шелковый шнурок(изд1985)

— Братья! Я согласен с вами! — крикнул он. — Полковник Абазин тоже… Мы целый час доказывали панам комиссарам, что они должны сперва выполнить прежние обязательства и только потом звать нас в новый поход.

— Правильно! Правильно!

— Землю свою мы защищаем не за плату, а из любви к ней и хотим, чтобы она всегда была свободной и кормила нас и детей наших! Но когда воин идёт в наёмный поход, он должен иметь оружие и коня, должен быть уверен, что его жена и дети будут сыты в его отсутствие… Для этого казаку нужно заплатить! А как поступили вы, паны комиссары? Обещали одно, сделали другое… Прислали едва ли половину того, что сулили!

— Государственная казна опустела — неоткуда взять, — выдавил из себя Порадовский. — Все, что прислал папа римский, мы до шеляга отдали вам! Больше платить нам нечем…

— Дёшево же цените вы нашу кровь, панове! Обхитрили нас, как хотели, а теперь имеете нахальство опять обращаться за помощью! Не выйдет! — Палий разгневался, голос его дрожал.

Порадовский напыжился, надменно посмотрел на полковников.

— Не я обманывал вас, панове! Як бога кохам! [94]Езжайте к тем, кто над нами… Просите их…

— Что-о? Просить?! — Палия передёрнуло. — Мы столько крови пролили, да ещё просить? Не поедем мы побираться! Тебе ж, пан Порадовский, поручаем передать вот эту нашу благодарность вельможному панству за лицемерие и обман! — С этими словами Палий неожиданно ударил комиссара ладонью по щеке. — Не тебя бью, а их! А у тебя за это прошу прощения…

Порадовский в первое мгновение растерялся. Потом потянулся к сабле. К нему кинулся Монтковский, удержал.

— Ради бога, пан! Посекут в куски! Что греха таить, справедливо нас обвиняют… Глаз не могу поднять от их обвинений!

Порадовский зло взглянул на Палия.

— Ну, этого я тебе никогда не забуду, полковник! Пока жив, не забуду! — Он сбежал с крыльца и пошёл прямо на казаков.

Казаки расступились, давая ему проход. Монтковский последовал за ним. Когда комиссары удалились, Абазин тихо сказал Палию:

— Не следовало так делать, Семён!

Однако казаки, стоявшие поблизости и слыхавшие это, зашумели:

— Правильно! Правильно!

— Не его же я бил, а в его лице тех, кто над ним!

Но тут же Палий с досадой махнул рукой.

— Может, и не следовало. Погорячился… Впрочем — пусть знают! Черт с ними! Теперь и ломаного гроша не пришлют!

Вперёд протиснулся Свирид Многогрешный.

— Панове полковники, дозвольте слово молвить! Вам и всему товариству!

— Ну говори! Чего хочешь? — разрешил Абазин.

Многогрешный взбежал на крыльцо, скинул шапку.

— Братья, поручил мне наш гетман Юрий Гедеон Вензик Хмельницкий бить челом вам… Зовёт он вас, братья, под свои знамёна!

— Это под турецкие, значит? — грозно спросил Палий. Он ещё не совсем успокоился после стычки с Порадовским. — Чтобы опять орда и янычары топтали нашу землю, а нас вырубали под корень? Прочь отсюда, выродок! Прочь, собака, да живо! Не то отведаешь моей сабли!

— Убирайся вон! Долой! — закричали казаки.

— Гони его ко всем чертям!

Многогрешный съёжился, надвинул шапку и сбежал с крыльца.

3

Конный отряд, сопровождавший комиссаров в поездке на Украину, готовился к отъезду. Жолнеры седлали коней, приторачивали к сёдлам дорожные саквы. Сами шляхтичи сидели в корчме возле окна и ели вкусную горячую колбасу-кровянку, запивая её холодным, из погреба, пивом.

Оба молчали. Маленький, круглый, как бочонок, черночубый Монтковский был ниже чином и не смел первым начать разговор, видя, в каком скверном настроении Порадовский. А тот, высоченный, рыжий, все ещё пылал от стыда и злобы из-за безболезненного, но оскорбительного удара Палия, из-за того, что придётся теперь возвращаться, не выполнив поручения Яблоновского.

Они уже кончали трапезу, когда в дверь прошмыгнул Свирид Многогрешный и в почтительной позе замер у порога.

— Прошу прощения у вельможных панов… Мне хотелось бы поговорить с панами о том, что их интересует, — льстиво произнёс он.

— А что нас интересует? — вытаращился на него Порадовский.

— Я был на Выкотке в то время, как этот разбойник Палий…

— На что пан…

— Сотник Свирид Многогрешный.

— На что пан Многогрешный намекает? — грозно спросил Порадовский.

— Прошу вельможного пана на меня не сердиться. Что было, то было… А вот про то, что будет, хотел бы поговорить. Пан комиссар сам понимает, что речь пойдёт про того разбойника…

— Палия?

— Да.

Порадовский подумал, вытер ладонью жирные губы.

— Ну что ж, послушаем…

Многогрешный суетливо приблизился и примостился у стола. Оба комиссара впились в него глазами.

— Панове, я хотел тайно доложить вам, а через вас — гетману Яблоновскому о ненадёжности Палия… Пан король дал ему приговорное письмо на Фастов и окрестные земли, осчастливил его своей милостью. Он же — Палий — замыслил чёрную измену супротив короля…

— Что именно? Говори! — воскликнул Порадовский.

Многогрешный подвинулся поближе. Почувствовав себя увереннее, налил из кувшина пива — осушил кружку. Оглянулся, не подслушивает ли кто, прошептал:

— Он хочет подбить других полковников на то, чтобы все Правобережье снова присоединить к Левобережью, точнее — к Москве…