Шелковый шнурок(изд1985)

– Почему ты думаешь, что нужно предупреждать Собеского?

– Расправившись с Австрией, турки накинутся на Польшу… Ненко слышал это из уст Кара-Мустафы.

– Вот как?! Значит, когда падет Австрия, а затем Польша, Магомет вновь бросит свое войско против нас. И тогда уже ничто не сдержит его!

– Мы с Ненко тоже так подумали и решили, что нужно обязательно предупредить поляков…

– Верно. Турок можно остановить только общими усилиями. Твое решение ехать в Варшаву одобряю. А от себя пошлю письма в Москву и Батурин, чтобы и там узнали о замыслах султана.

– Спасибо, батько, за поддержку. Я был уверен, что ты согласишься с нами.

– Еще бы! Как и покойный Сирко, я считаю, что среди многих врагов для нас сейчас самый злейший, опаснейший – турецкий султан… И вопрос стоит так: кто кого? Или мы сообща с другими народами, которым он угрожает, отсечем его загребущие когти, или же нас всех до единого вырежут. И на расплод не оставят…

– В страшное время мы живем, – задумчиво произнес Арсен, перебирая в памяти большие и маленькие события, свидетелем которых пришлось ему быть. – Выстоим ли?

– Выстоим! Должны выстоять! Иначе – всему конец…

Они подошли к крыльцу большого дома, памятного Арсену еще с прошлой зимы. В нем тогда жила старенькая бабуся с мальчиком и девочкой. Теперь дом был восстановлен: пахли смолой новые двери, белели обмазанные белой глиной стены, вместо выбитых стекол в окна вставлены хорошо пригнанные доски. Вокруг дома все прибрано. Чувствовалось, что здесь хозяйничают заботливые женские руки.

– Прошу в мою хату, – пригласил Палий, – правда, временную. Здесь потом устроим полковую канцелярию. А покуда полка нет и с жильем у нас худо, поселили мы здесь Феодосию с детьми. Вдову Семашко. А я, собственно, постояльцем у нее. Можно сказать, в приймах, – улыбнулся Палий, поднимаясь на крыльцо.

– Ты, батько, еще молодой, только за сорок перевалило. А Феодосия – красивая женщина. Да и покойный Семашко, помнится, завещал вам объединиться. Было бы правильно, если б вы с нею поженились…

Палий посерьезнел. Приблизился вплотную к Арсену и тихо сказал:

– Я и сам так думаю, друг… Феодосия – женщина не только красивая, но и умная. И сердце мое склонно к ней. Но этого ведь мало!

– Чего же еще нужно?

Палий шутливо толкнул Арсена в плечо.

– Пойми, я хочу, чтоб и меня полюбили! Только тогда я могу жениться. Присмотрись получше, а потом скажешь: любит она, по-твоему, меня или нет?

Палий вошел в светлицу первым. Арсен заметил, что это не та комната, в которой когда-то жила старушка с детьми. Печи не было, зато стояла кафельная голландка, в которой весело пылали сосновые сучья. Посреди чисто вымытого, но уже потемневшего от времени пола лежал потертый ковер. На стене, за новым, недавно сбитым столом, висело оружие: мушкет, два пистолета, два татарских ятагана и богато инкрустированная сабля. Вдоль стен, прикрепленные к ним спинками, желтели свежевыструганные из сосновых досок лавки.

Здесь было шумно: четверо ребятишек – три девчушки и один мальчик – возились у стола, крича и смеясь. Тут же за шитьем сидели две женщины – Феодосия и старушка, которая когда-то осталась единственной жительницей Фастова. Теперь она со своими приемышами жила у Феодосии, присматривая и за ее дочурками.

– Кыш, цыплята! – с напускной строгостью прикрикнул на детей Палий. Но они ничуть не испугались – с визгом и смехом кинулись к нему и повисли на его сильных руках.

Поднялся еще больший шум.

Звенигора улыбнулся, глядя на раскрасневшиеся детские лица, и про себя отметил, что Палий умеет привлекать к себе сердца не только взрослых, но и детворы. А дети, как известно, очень чутки к ласке и никогда не поладят с человеком черствым и равнодушным.

Феодосия посмотрела на старушку.

– Бабуся, прошу вас – заберите детей!

Старушка встала из-за стола, – теперь на ней были не лохмотья, как некогда, а вполне приличная одежда, – бросила свое шитье в корзиночку, подхватила ее сухой темной рукой и позвала ребят:

– Пошли тыкву есть!

– Пошли! Пошли! – обрадовались дети и шумной стайкой выскочили следом за ней в соседнюю комнату.

Палий проводил детишек ласковым взглядом, а потом, когда за ними закрылась дверь, обратился к Феодосии:

– Принимай гостя, Феодосия! Узнаешь?

Женщина вышла из-за стола. Остановилась перед Арсеном, всматриваясь в его лицо.

Была она стройна и, несмотря на свои тридцать пять лет и то, что имела троих детей, по-девичьи нежна. Пестрая плахта и белая вышитая сорочка плотно облегали ее ладную фигуру. Черная блестящая коса закручена была сзади в тугой узел. Из-под черных бровей на Арсена смотрели прекрасные выразительные глаза, опушенные густыми ресницами.

У Арсена защемило сердце: эта женщина чем-то напомнила ему Златку, его далекую, найденную, но не спасенную любимую.

Феодосия вдруг улыбнулась и протянула руку:

– Боже мой! Неужели Арсен?.. Как я рада… А где же Златка? Что с нею? – Пожатие ее теплой руки было неожиданно сильным. – Не нашел?

– Нашел… Но вызволить не успел… – с грустью ответил казак. – Ведь она в гареме самого Кара-Мустафы. Но я вызволю ее! Возвращусь – и вызволю!