Шеллинг

В. В. Лазарев Шеллинг

Шеллинг, как Виргилий Данту, только указал дорогу, но так указывает и таким перстом — один гений. Шеллинг принадлежит к тем великим и художественным натурам, которые непосредственно, инстинктуально, вдохновенно овладевают истиной. В нем всегда было что-то родное Платону и Якову Бему. Этот процесс ведения — тайна гения, а не науки; тайны этой он передать не может, так, как художник не может передать акта творчества; но вдохновенный язык его взывает к истине и к пониманию, основываясь на предсуществующем сочувствии человека к истине.

А. Герцен

РЕДАКЦИИ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Лазарев Валентин Васильевич (род. в 1937 г.) — кандидат философских наук, научный сотрудник отдела истории философии стран Западной Европы и Америки Института философии АН СССР. Является автором главы о Руссо в книге «История диалектики XIV–XVIII вв.», ряда статей в журнале «Вопросы философии» и в Философской Энциклопедии.

Глава I. Эпоха и мыслитель

Великолепным восходом солнца назвал Гегель эпоху Великой французской революции. В то время, вспоминает он, «господствовало возвышенное, трогательное чувство, мир был охвачен энтузиазмом…» (22, 8, 414)[1]. Но несчастное и жалкое зрелище должно было представлять положение дел в этот период в стране, в которой энтузиазм по поводу крушения во Франции монархического режима мог выразиться лишь в нарушении режима дня — в преждевременном выходе на прогулку кёнигсбергского мыслителя. В Париже под натиском восставших скрипели тяжелые ворота Бастилии, а в Берлине, Кёнигсберге и Иене скрипели перья. Там решался вопрос о переустройстве общественных институтов, а здесь только ставился вопрос о реформе учебных институтов.

Безотрадную картину представляла в политическом и социальном отношении Германия к концу XVIII в. Нация оставалась раздробленной на сотни крошечных государств. Средневековые учреждения прогнили и расшатались, но не было сил сбросить их. Ничто не предвещало благоприятной перемены. Но в то же время это была великая эпоха немецкой духовной культуры — имена Гёте и Шиллера, Канта и Фихте, Шеллинга и братьев Шлегель говорят о многом. Поэтому пренебрежительное отношение, которое вызывает к себе практическая жизнь в Германии этого периода, сразу же меняется на крайне почтительное, как только переходят к рассмотрению сферы духовной жизни, ибо в ней обнаружилась такая сторона бури и натиска новой эпохи, без учета которой даже общая характеристика происходящих сдвигов была бы совершенно недостаточной. Специфическая форма, которую приняла революционная деятельность в Германии, — теоретическая, философская работа — была определенным образом связана как с убогой немецкой действительностью, так и с революционными потрясениями и переворотами, происходившими во Франции с 1789 г. При невозможности поспевать на практике за основным направлением мирового развития, принявшего буржуазный характер, в условиях, когда английская буржуазия революционизировала промышленность и завоевывала мир коммерчески, а французская буржуазия посредством колоссальнейшей из известных до того времени революций достигла господства и завоевывала Европейский континент военно-политически, оставалась только возможность подчинять мир духовно, в мысли и в воображении.

Склонность к уединению, к тому, чтобы замыкаться в свои системы и предаваться бесстрастному созерцанию, более всего характерна для философии немецкого классического идеализма. Но это не значит, что философия от Канта до Гегеля витала вне мира, и о каждом из блестящих ее представителей, как и о системе, им развитой, должно сказать словами К. Маркса: «…они — продукт своего времени, своего народа, самые тонкие, драгоценные и невидимые соки которого концентрируются в философских идеях» (1, 7, 105). Те из современников, которые были наделены практической энергией и выступали противниками философствования как пустого фантазирования, чудачества, лишенного практического смысла, вскоре сами могли убедиться, что оторванность философии от практики означает лишь несвязанность с собою, разорванность самой действительности, которую они пытались противопоставить теории; ибо в Германии, которая как раз и представляет собой эту отделенную от самой себя действительность, «практическая жизнь так же лишена духовного содержания, как духовная жизнь лишена связи с практикой…» (1, 1, 427).