Шемяка

Дело шло к ужину, но тут в покои прокралась Лушка и что-то горячо зашептала на ушко Зарине.

Аланка сразу вскочила с кровати и подбежала ко мне:

— Она видела, как в поварне шастал кто-то чужой!

— Да, князь-батюшка, — Лушка бухнулась на колени. — Малой, темный, в окошко шастнул.

Меня словно током шарахнуло. Твою же мать! Времена простые, отравят нахрен и не поморщатся!

Понял на уши Вакулу с дружинниками, поварню оцепили, вызвали всех, кто был причастен к приготовлению пищи и самого игумена. Никого похожего Лукерья не опознала, да и на вид еда тоже не выглядела отравленной.

— Пустая баба! Говорил же! — раздраженно ругнулся Зиновий. — Пошто суету наводите? Ась?

— Да что ты, батюшка! — лысый как куриное яйцо монах, заведовавший поварней, всплеснул руками. — Да какой чужой? Ко мне не всех своих-то допускают. Говорю же, готовил у себя, сюда еду снесли, чтобы разогреть в печи, прежде чем вам подать. Дык, я глаз не спускал.

— Видела! — уперлась Лукерья. — А тебя, лысый, здесь не видела. Малой, в темном зипуне, али монастырском облачении, не разглядела! Шасть в окошко и таков.

Я заколебался. После стычки в Москве прошло всего ничего, великому князю должны были успеть доложить, что мы задержались в Троице, он должен был успеть найти исполнителя, тот должен был добраться сюда и так далее. Времени маловато на такой сложный процесс. Маловероятно, хотя голубиной почты никто не отменял.

— Не возьму в рот пищи вашей! — вдруг заорал уже здорово хмельной Васька-брат. — С московских станется. Пусть пробуют сначала. Прямо сейчас! Пробуйте!

Вакула лязгнул саблей и твердо заявил:

— Пусть пробуют!

Дружинники угрожающе подались вперед.

— Да ради Господа нашего! — лысый взял со стола деревянную ложку.

— Стой! — вдруг резко остановил его игумен. — Дай собакам сначала. Отец келарь! А ты возьми бабу и обойди всех приезжих. Пусть опознает. Дайте ему дружинных в подмогу.

Я сам начал чувствовать недоброе.

И предчувствие очень скоро оправдалось.

Веселый лохматый щенок, попробовав печеную курицу, через минуту скончался в страшных мучениях…

Глава 5

Скажу сразу, никаких концов так и не сыскали.

Тот самый, со слов Лушки: «маленький и темный», подсыпавший отраву, как в воду канул. Хотя в монастырской слободе вроде такового видели. Но «вроде», к делу не подошьешь, как говорили в мою оперскую бытность. На этом история с отравлением и закончилась.

Игумен после случившегося выпал на страшную измену: каялся, крест целовал, в свидетели Господа брал, что здесь не причем. Обещался всю свою братию в порубах сгноить, но сыскать причастных. Оно и понятно, где это видано, чтобы в стенах божьей обители людей изводили, тем более князей. Монастырь в нынешнее время обиталище благолепия и мира, нейтральная сторона, сюда мириться ездят, потому что безопасность гарантирована, а тут такой афронт. Если бы я вывел тему на общее обсуждение, репутационные потери Троицы были бы просто гигантские.

Впрочем, я мало верил в то, что Зиновий причастен, поэтому пообещал тему не разгонять. Ваську брата тоже уговорил, с трудом, но уговорил. Этот бешеный уже собрался монастырь жечь. Вот же родственничком нежданно-негаданно пришлось обзавестись. Чувствую, от него будет еще много проблем.

В общем, в связи с вновь отрывшимися обстоятельствами, в Троице мы задерживаться не стали.

Ну а сам я? Сам я впал в глубокую прострацию. Зачатки уверенности было появившиеся после первых успехов в роли князя Шемяки испарились бесследно. Я наконец окончательно понял куда попал, а если точнее выразится в какую жопу меня занесло. Твою же мать! Куда не ткнись — везде она самая. Зазеваешься — отравят нахрен, либо ближник какой в печень засапожником ткнет, либо брат родной в порубе сгноит. Что тот баран посреди волчьего стада. Современники привычные, сами волки, а я, как ни крути, при всей своей определенной лихости и безбашенности, продукт другой эпохи. А выход один, как можно скорей самому становится волком. А это куда как непросто.

А еще невольно стал боятся еды. Даже кашицу, что на привалах варили, через силу заставлял себя хлебать, да и то, после того, как другие попробуют. Сраный рефлекс выработался.

Ну да хрен с ним.

В общем, поехали мы дальше.

Иоганн и Лукерья оказались полезным приобретением. Девка взяла на себя обеспечение ватаги питанием: справлялось лихо и споро, даже сидя в санях на ходу строгала продукты в котел. Да и личный состав сразу принял ее радушно: называли матушкой и всячески помогали. Обаятельная и добрая девица оказалась, я даже понял насмерть влюбившегося в нее наемника.

С брабантцем вышло сложнее, ему пришлось доказывать свою состоятельность. Впрочем, как всегда в мужской компании. Без стычки не обошлось: на одном из привалов, Васька Ждан, один из моих ватажников, кряжистый молодой здоровяк, толкнул его, да обидно обозвал. Остальные смотрели, как иноземец среагирует.

Иоганн поймал взглядом меня, понял, что не возражаю, поклонился ватаге и предложил Ждану с ним померяться силушкой на запасных древках копий без наконечников, коих с собой у нас хватало.