Шемяка

— Мое мнение? — ненадолго задумался тевтонец. — Разумней и безопасней было бы следовать первому варианту, однако… — он опять сделал паузу. — Во втором варианте у нас тоже есть неплохие шансы. Ваши люди отлично вооружены и, судя по всему, опытные солдаты. Вместе мы уступаем по численности врагу лишь ненамного. К тому же, со мной проводники, которые очень хорошо знают эти места вплоть до Вильно и умеют скрытно передвигаться по местности. То есть, скорее всего, мы заранее узнаем о приближении врага и успеем занять выгодные позиции. Что вы сами думаете?

Пришлось согласиться, хотя больше всего мне хотелось драпануть сразу в Витебск.

После недолгого обсуждения приняли решение ускоренным темпом идти к Вилькомиру. Выступление назначили на завтрашнее утро. Затем я пригласил немцев на ужин, но, к моему удивлению, тевтонец отказался; заявил, что будет ужинать и ночевать со своими людьми.

После того как они ушли, я обсудил замысел еще со своим командным составом. Но обсуждения толком не получилось — Вакуле и Пестрому, что тем татарам, что самим драть, что отодранных оттаскивать. Князь сказал — значит идем на «вы». А Изяслав Шило по своему обыкновению принялся нудить: дескать надобно обмыслить, что да как, а потом еще обмыслить, желательно несколько раз. Впрочем, польза от обсуждения тоже была — мы скорректировали маршрут и тактику действия. Конных поделили на два отряда, которые должны были постоянно петлять по разным направлениям, чтобы запутать соглядатаев Сигизмунда. Еще часть ратников приписали к колонне тевтонцев, для количества, которой предстояло следовать по четкому, почти прямому маршруту. На этом и порешили.

Долго не мог заснуть, все обдумывал случившееся сегодня. На первый взгляд, командир тевтонцев мне понравился. Скромен, владеет эмоциями, однозначно профессионал своего дела — лучше союзника не пожелаешь. Правда его показная сдержанность вызывала смутные подозрения. До тех самых пор, пока я не догадался, что тевтонец… тевтонец просто презирает и ненавидит нас, но изо всех сил старается не показывать этого. Для него мы те же пруссы и жмудины, дикие варвары, которых Тевтонский Орден огнем и мечом приводит к своей вере. А то, что мы волей случая стали союзниками, ненависти и презрению не мешают.

— Сука, тевтонская… — не сдержавшись, я ругнулся вслух.

— Ты о немце? — отозвалась Зарина.

— О ком еще… — я встал с кровати и зачерпнул ковшиком воды из кадушки. — Сейчас они союзники, но чем раньше мы уберем эту заразу от наших границ, тем лучше.

— Ты со своим крестовым братом победишь всех, я знаю.

— Откуда? — я вернулся в кровать.

— Просто знаю, — аланка прижалась ко мне. — Дар у меня такой. Моя бабка тоже очень много знала, она мне говорила, что меня ждет и все пока исполняется.

— И что тебя ждет?

— Все будет хорошо, — аланка ушла от ответа. — А сейчас я расскажу, что ждет тебя…

— Не надо, пусть будет, как будет.

— Как хочешь, — быстро согласилась девушка и очень быстро заснула.

Поутру мы выступили. А поселок подпалили к чертовой матери. Правда я настоял, чтобы позволить жителям спасти хоть какое-нибудь добро. Увы, такова гадкая правда войны, каждый городишко — это не только наш возможный опорный пункт, но и опорный пункт врага. И следующий раз нам его так просто не отдадут.

Комтур не соврал, тевтонская пехота почти не тормозила марш, только за первый день мы проскочили не меньше двадцати пяти верст. К счастью, зима выдалась малоснежной и снег почти не затруднял передвижение. Кнехты ехали по двое верхом, а когда лошадки уставали, тевтонцы просто бежали, держась за стремена. Такой выучке и организации можно было только позавидовать. Смотря на них, я даже задумал кое-что перенять для своих пехотинцев.

Мои ратники восприняли немцев как союзников довольно настороженно, но откровенной неприязни не было: ограничивалось суждениями в своем кругу, что немцы хоть и еретики проклятущие, но ежели князь-батюшка так порешил, значит ему видней. Некоторые русичи даже пытались идти на контакт с тевтонцами, но те, в свою очередь, напрочь избегали общения, словно им настрого запретили сближаться с русичами. Впрочем, скорей всего так и было.

Сам комтур и его браться по Ордену тоже ограничили общение со мной только редкими обсуждениями обстановки и все так же, очень тщательно скрывали свою неприязнь. Хотя брат Гейдель, тот самый, которого отругал фон Книпроде в первый день, вполне себе по-дружески общался с Федькой Пестрым, но только когда начальство не видело. А еще он украдкой засматривался на аланку, хотя остальные братья ее напрочь игнорировали, словно аманатки и не было.

Федор рассказал, что тевтонец вполне себе нормальный парень, без особых захеров в голове, очень тяготится суровым уставом Ордена и тоже недолюбливает своего комтура.

Сам я ко всему этому отнесся философски — да, ушлепки тевтонские, козлы и мудаки, но сейчас эти ушлепки могут быть полезными, а дальше посмотрим.