Шемяка

— Дальше, побьем Жигимонта, — спокойно ответил я. — И чем раньше, тем лучше. Надо готовить рать на раннюю весну, пока поляки в себя не пришли. А ты сядешь на великое княжение на Литве.

— Это понятно… — литвин вскочил и зашагал по горенке. — Скажи, с кем ты, с Москвой или со мной? Сам понимаешь, Москва больше твоя, чем Васькина. А я поддержу! Как тебе?

Помедлил и спокойно ответил:

— Я за себя. Но сейчас, когда извели моего отца, мне ближе ты.

Соврал конечно, потому что понимал — литвинский хитрован с ходу затеял интриговать против Москвы, а мне с ним ссориться сейчас было не с руки.

Князь нервно дернул скулой в упор выпалил:

— Отдам тебе Смоленск и Полоцк, в отца место[19] клятву мне дашь?

Вот тут я слегка ошалел. Дать присягу Свидригайле — косвенное нарушение обязательств перед Василием. Откажусь — настрою против себя чертового литвина. С другой стороны — законно получаю русские уделы и совершенно спокойно могу проводить подготовку к их ассимиляции с остальной Русью. Ведь задача максимум не только побить Жигимонта. Что до вассальной присяги — Свидригайло не вечный. Рискнуть?

Я помолчал, а потом резко выдал:

— Дам! А еще, отдашь мне Чернигов, Киев и Мстиславль!

— Заберешь, твои будут! — Свидригайло махнул сжатым кулаком. — Но помни, только в отца место!

Я кивнул.

— Помню.

Вот так, вдобавок ко всему, я стал князем Смоленским и Полоцким…

Глава 19

Ипатий шел переди процессии подняв высоко в руках свой крест.

— Господи, Господь наш, яко чудно имя Твое по всей земли, яко взяться великолепие Твое превыше небе-еес…

Его чудовищный рык летел гулким эхом над Смоленском.

Толпы народу, простолюдины, купцы и бояре, женщины, дети и старики, стояли вдоль главной улицы на коленях и тихо молились, почти все плакали. В Полоцке меня принимали на удивление радушно, но Смоленск… здесь словно сошедшего с небес Иисуса.

Вот честно, не ожидал такого. Да понимаю, что настрадались православные от католического ига, да, я прямой, хотя и дальний потомок смоленской княжеской ветви, но, чтобы так принимали?

Ипатий на мгновение прервался, повисла в тишина, которую вдруг пронзил звенящий девичий голосок:

— Наш, ведь, наш князюшка!!! Сердцем чую, наш! Господи спаси и сохрани!!!

Прямо под ноги моего жеребца вдруг выскочила тоненькая девушка в нарядном летнике и крепко вцепилась в мою ногу в стремени.

Думал жеребец, прозванный Зверем, за дикий норов, стопчет, но тот резко остановился, словно что-то почувствовал.

— Вишь, почуяла… — в толпе прогудел чей-то густой бас. — Это дочура младшая, князя Михаил Львовича Вяземского, сорванец, не девка, а душа добрая…

Я наклонился, подхватил ее и посадил впереди себя в седле.

Над домами плеснулся радостный гул.

Я шепнул девушке:

— Как величают тебя, красавица?

— Стаська! — хихикнула она и насмешливо пропищала. — Посадил к себе, таперича сватайся, княже…

Я невольно улыбнулся и поудобней перехватил девчонку.

Показался величественный собор Успения Пресвятой Богородицы, где уже выстроилась встречающая делегация, грянул колокольный звон, сырой, моросящий дождик неожиданно прекратился и над Смоленском проявилась огромная дуга радуги.

— Знамение!!! — взвыла толпа. — Знамение Божье! Господь нам князя прислал…

И тут…

Тут что-то металлически лязгнуло, Стаська дернулась и обмякла в моих руках.

Вкруг меня с грохотом сомкнулись щиты.

— С крыши! — гаркнул Вакула, тыкая рукой. — Пошли, пошли…

Ближники сорвались с места, но толпа уже сама ринулась в ту сторону огромной волной.

— Сука… — зашипел я, слетел с седла и положил девчонку на расстеленные плащи. Рванул на ней летник и облегченно перекрестился — стрела попала в массивный колт[20] на монисте, соскользнула и застряла в швах летника[21], сарафана и рубахи подмышкой.

— Куда лезешь, охальник?!! — вдруг заверещала Анастасия и выставила вперед руки со скрюченными пальцами, словно дикая кошка свои лапы. — Ишь, скорый какой!!!

Ближники заржали словно кони.

— Ты смотри, какая…

— Огонь, девка…

— Везучая оторва…

— Славная девка, что кошка дикая…

Я тоже улыбнулся.

— Не боись, малая. Не замаю…

— То-то же, — сердито заворчала девчонка, кутаясь в просторный летник. — А что было то? — увидела стрелу, ойкнула и испуганно зажала себе рот ладошкой.

Тут примчались встречающие бояре со своими людьми и меня препроводили в собор. А там, почти все дружно попадали на колени.

— Прости княже, за недосмотр…

— Бог простит… — сухо ответил я и завертел головой. — Где девица? Чья будет?

Вперед выступил мордатый мужик в богатом кафтане и с полным достоинства поклоном признался:

— Моя, княже. Я князь Михаил Львович Вяземский. Младшенькая моя, Стаська. Анастасия, значитца. Пострелица, не удержишь. Уж прости…

Договорить не дали, примчались ближники. Один из них, десятник Фома Палец развел руками:

— Не взяли, княже, уж прости, люди разорвали. Грят, звали Никиткой, в услужении был у купца Петруся Пшека, а тот Петрусь шашни водит…

Договорить не успел, появился городской войт и маршалок Петрыка, наместник Свидригайло в Смоленске со своими людьми.