Три удара. Там четырехзначная комбинация, и я просто знаю, что эти два старых идиота выбрали что-то очевидное, вроде даты свадьбы, дня рождения или еще чего-нибудь.
Мой палец в перчатке скользит по кнопке номер четыре, потому что я помню день рождения миссис Хэтэуэй в апреле, когда слышу, как внизу закрывается входная дверь.
Ну, блядь.
Я напрягаюсь, чтобы прислушаться, и слышу топот ног, но это теннисные туфли, так что я не знаю, принадлежат ли они мужчине или женщине.
Если это Стэн, я могу победить его, даже не моргнув.
Но если это миссис Хэтэуэй. . .
Я слышу женский голос, напевающий вместе со свистом, свистом ее дурацкого бассейна, и точно знаю, что это она. Она слоняется внизу и занимается черт знает чем, но скоро будет здесь. В моей голове возникает такая больная, извращенная и идеальная идея, и я делаю самое безумное дерьмо, которое когда-либо придумывал. Сняв одежду, вплоть до всего, кроме трусов, я прыгаю в ее кровать и жду.
И жду.
И жду.
Через десять минут она входит и испускает крик, затем хихикает, а затем хлопает себя по щекам, как идиотка. Головокружение пляшет на ее неуправляемых лицевых мышцах. Теперь она смотрит на мой член, как на святой Грааль.
Моя голова подпирается одной рукой, и я бросаю на нее, как я надеюсь, знойный взгляд, потому что я не умею притворяться. Но я знаю, как сделать женщин мокрыми. Даже годы в тюрьме не смогли отнять у меня этого.
— Раздевайся и иди сюда, — резко приказываю я.
Она поворачивает голову к открытой двери и снова поворачивается ко мне, ее щеки пылают. Может быть, это потому, что этим утром она часами играла в теннис, но более чем вероятно, что это потому, что она видит меня без рубашки лежащим на ее кровати.
— Это девять оргазмов. — Мой голос плоский и холодный. — К четвертому ты будешь умолять меня остановиться. А теперь покажи мне те красивые сиськи, о которых я мечтал.
Я похлопываю по плюшевому матрасу. Она осторожно делает шаг вперед, но останавливается, нахмурив брови. Удивительно, но ее лоб не морщится ни на дюйм. Иисус бля. У нее достаточно ботокса, чтобы вылепить ребенка в натуральную величину.
— Где ты был на этой неделе, Нейт? Я пыталась дозвониться.
— Я хотел бороться с этим. — Я встаю с кровати и иду к ней, надеясь, что мои движения не выдадут моего нетерпения. У меня нет времени на это дерьмо. Я поднимаю руку и заправляю прядь волос ей за ухо. Самое глупое, что может сделать мужчина. Я понятия не имею, почему люди это делают. Есть ли что-нибудь сексуальнее, чем смотреть, как грязные белокурые локоны Прескотт становятся грязными и спутанными, зная, что отчасти причина этого горячего беспорядка в том, что я трахнул ее до потери сознания?