Шенна

Странно я поступлю, если женюсь, а мне всего десять лет осталось. Быстро же они пролетели, эти три года. Скоро не замедлят вслед за ними и следующие три. Вот тогда и половина срока минет. “Что бы тебе не спросить об этом, – сказал он, – когда мы с тобой отправимся в путь?” А что пользы мне спрашивать об этом тогда? Он заставил меня поклясться “как есть, всем наивысшим”. Похоже, теперь уж нет выхода. Странно все складывается. Я работаю и денег у меня густо, как гальки на берегу. А что мне с того? Многим беднякам оказал я помощь. Велика их благодарность – на словах. Не знаю, есть ли хоть что-нибудь у них в сердце. Не знаю, стало ли им хоть на чуточку лучше от того, что я им дал. Есть среди них и такие, про кого я думаю, что для них же всего лучше, кабы в жизни своей не видали они и полпенни из тех денег. Есть и такие, кто, когда время придет, а я уйду, горевать обо мне слишком долго не станут. Им ясно – по их собственному разумению, – что они никогда и ни за что не должны платить. Вот она, их благодарность.

Кто бы на ней ни женился, у него будет хорошая жена. Часто слышал я, что жена лучше приданого. Так вон же они – и жена, и приданое… Только странно я поступлю, если женюсь, а мне всего десять лет осталось. То-то приятный ее ждет поворот – и детей ее, если они у нее будут. Бить-колотить эти деньги, и этот кошель, и эту сделку! Жил же я, не смущая ума, покуда не встретились они мне на пути».

Так Шенна промаялся почти до утра. Вышел из дому на излете ночи и отправился в холмы. Какое-то время просидел он на вершине большой скалы, а имя ей было Скала игроков. Чуть только день забрезжил и солнце взошло, оглядел Шенна прекрасный вид, что открывался с вершины скалы, и рассеялся туман у него на сердце, и великий покой охватил его разум.

ГОБНАТЬ: Вот уж правда, Пегь! Я б ему сама сказала то, что сказала Кать Музыка своему мужу, когда вынула ему мышь из кувшина с молоком.

ПЕГЬ: И что же она ему сказала, Гобнать?

ГОБНАТЬ: У них как раз была дома артель работников. Сели они за еду, напротив них стол от картошки ломится, а перед каждым кувшин жирного молока. Взял хозяин свой кувшин и с первого же глотка, что отпил из него, обнаружил там мышь. Окликнул он Кать и показал ей мышь. Только это ее ничуть не смутило. Взяла она кувшин в левую руку. Направилась к двери. Сунула правую руку в кувшин. Вынула оттуда мышь да вышвырнула ее за дверь, а после поставила тот же кувшин с тем же молоком перед мужем. Как увидел он, что жена его сделала, встал из-за стола в большом гневе и вышел вон. А когда он уходил, Кать сказала: «Вот, ей-ей, трудно человеку угодить: и с мышью молоко не годится, и без мыши не нравится».

КАТЬ: Ну и молодчина ж ты, Кать Музыка! Такую врасплох не застанешь. А что же сказал ее муж, Гобнать?

ГОБНАТЬ: А что может сказать человек? Вот и с Шенной то же самое. Не водилось у него денег – он был недоволен, а получил кошель и ему разрешили брать оттуда, он опять недоволен. Ему так же трудно угодить, как мужу Кать Музыки.

КАТЬ: Гляди-ка, Гобнать, похоже, ты не поняла как следует, что тут к чему. Решивши взять кошель, Шенна не дал себе времени обдумать условия, а после, когда ударили по рукам и он связал себя клятвой «всем наивысшим», у него уже хватало времени поразмыслить. Время неслось во всю прыть, а у него так и не было никакого ответа на вопрос: «Куда же мы тогда пойдем?» Как же хитро́ сказал ему Черный Человек: «Что бы тебе не спросить об этом, когда мы с тобой отправимся в путь?» Хорошо ли Шенна понял все это позднее, когда сказал себе: «Что мне пользы задавать этот вопрос, коли уже идем мы?» Он не понял этого вовремя.

ГОБНАТЬ: Да вот тебе честное слово, Кать, боюсь, он слишком хорошо все понял с самого начала, только так разволновался из-за этого кошеля, что ему стало без разницы. И, сдается мне, Черный Человек знал, что Шенна все понял, когда сказал ему: «Да ты не промах». По-моему, эти двое поняли друг друга очень даже хорошо.

КАТЬ: Задним-то умом всяк крепок, Гобнать. Пословицу весь белый свет не переспорит.

НОРА: Что бы он ни понимал, решивши взять кошель, думаю, Шенна уяснил гораздо лучше, когда вся округа женила его без его ведома на четырех женщинах, а Шенна-то знал, что ему осталось всего десять лет до того, как свершится сделка, какую заключил он с Черным Человеком. Если б он только мог предвидеть наперед, когда ангел его предупреждал! Будь я на его месте, я бы загадала такие три желания: сколько угодно денег в этом мире, долгую и счастливую жизнь и вечную жизнь после нее. И тогда он мог бы жениться на Майре Махонькой, на Деве с Крепкого Холма или даже на Сайв, если бы захотел, и ничуть бы не зависел от Черного Человека и от козней его.

ШИЛА: А почем тебе знать, Нора, что он не выбрал бы Нору с Плотинки?

НОРА: Мне кажется, Деву с Крепкого Холма на самом деле звали «Шила», и вот она-то ему больше всех и нравилась.

ПЕГЬ: Кто бы ни нравился ему больше всех, Нора, думается мне, у него было достаточно искушений, и потому он не раз пожалел, что не поступил так, как поступила бы ты.