Шепчущие никелевые идолы. Жестокие цинковые мелодии

Я сорвал с себя замечательное прокатное пальто, подскочил к Белинде и набросил пальто ей на голову. Не помню, где я этому научился. Возможно, видел, как развозчик проделывает такое со своим битюгом, когда тот готов сорваться и понести.

Подействовало.

Мерцание разом померкло. Оно попыталось изобразить по очереди несколько знакомых мне очертаний. Я повернулся к нему спиной и удерживал Белинду до тех пор, пока та не перестала трепыхаться.

В дверях показался Плоскомордый:

– Эй, Гаррет. Приехали фургоны забирать твоих крысюков.

Я повернулся и поискал взглядом Джона Растяжку. Тот кивнул в ответ. Значит, услышал. Не дожидаясь дальнейших объяснений, он отправился собирать свое воинство.

Белинда дала мне понять, что готова вернуться в мир. Я освободил ее.

– Постирай свою тряпку, Гаррет. От нее воняет. – Она беспокойно огляделась по сторонам.

– Что ты видела?

Ее искренность меня потрясла.

– Маму. Точь-в-точь такой, какой я нашла ее в день ее смерти. – Голос Белинды сделался ледяным.

Ее мать убили. Согласно широко распространенному мнению, сделал это ее отец, Чодо. За то, что гуляла на сторону – в чем он сам, Чодо, преуспел гораздо больше.

– Что случилось? – спросила Белинда. – Это повторится еще?

Я попытался объяснить, хотя сам имел весьма туманное представление о происходящем.

– Не знаю, почему люди видят именно то, что видят. Большинство видит что-то страшное. Но я видел мать, брата и еще двоих, которые живы и здоровы. Ты увидела свою мать. Пару часов назад заходили двое с Холма, у них оказался один призрак на двоих, и они сделали его настолько отчетливым, что даже я увидел. Спокойной ночи, Рокки, – бросил я через плечо. – Спасибо за помощь.

Морли с Синдж куда-то исчезли.

Белинда старалась держаться к призраку спиной.

Уж не значило ли это, что призрак остался только один? А где другой, для меня?

До появления Бегущей по ветру и ее папаши этих мутных созданий был целый полк.

Из подвала потянулось воинство Джона Растяжки. Еще минут десять – и я останусь наедине с Белиндой. Не могу сказать, чтобы подобная перспектива меня особенно воодушевляла.

– Куда делись твои громилы?

Я мог не сомневаться в том, что стоит ей заманить меня в ситуацию, хоть немного подходящую для соблазнения, и я окажусь по уши в разъяренных рыжих фуриях прежде, чем дым рассеется.

– Странно, об этом я не подумала. Пока что. Надо узнать.

И правда. По идее, шестерым парням полагалось бы ворваться Белинде на подмогу, как только она начала визжать.

Она полностью овладела собой.

– Мне лучше пойти, – сказала Белинда. – Мы же не хотим, чтобы Тинни переживала из-за того, что мы остались наедине, если не считать двух десятков крысюков и нескольких тысяч крыс в качестве блюстителей целомудрия.

– Иногда ты меня удивляешь.

– Сама себе удивляюсь. Случаются со мной такие порывы – становлюсь человечнее.

Она очень хорошо отдавала себе отчет в своем психическом состоянии.

По роду деятельности мне приходится иметь дело с такими. Большинство из них понимают, что голова у них варит не так, как у обычных людей. Никто из них не считает это преимуществом.

Мы вышли. Белиндины слуги собрались у барака-казармы, пытаясь отогреть разные части своего тела. Все до единого, включая команду Тарпа, не слышали ничего такого из здания.

Странно.

Я проводил Белинду, потом Джона Растяжку и его войско, нагруженное урожаем личинок. Вечерело, небо очистилось от облаков и окрашивалось в густо-синий цвет. Летучие ящеры ползали по крыше, разочарованные исчезновением добычи.

– Почти бесполезные твари, – заметил Плоскомордый. – Ну, из шкуры пристойные башмаки получаются. И еще того… паразитов ловят.

– Правда? Как это?

– Голубей много видишь?

Тарп терпеть не может голубей. Связано это с какой-то историей, когда те нагадили в самую неудачную точку и в самый неудачный момент какого-то из его ухаживаний. Он не любит об этом рассказывать.

– Вообще не вижу.

– То-то и оно, брат. То-то и оно.

65

Я вернулся в дом. Там царила пустота. Только пара призраков бесцельно колыхалась в дальнем конце вестибюля. Я их не интересовал. И они сделались слишком бледными, чтобы их бояться.

Я загасил бо́льшую часть ламп. Вот он какой рачительный, Гаррет – никогда не забудет сэкономить боссу пару монет.

Внутри стало прохладно. Я закрыл все двери, окна и люки, которых не видел из вестибюля. Плоскомордый с ребятами работали на совесть, но народ в городе разный, и я не хотел никого вводить в искушение.

Никакого особого плана у меня не было. Действовал я скорее по принципу «просто показалось удачной мыслью».

Я привалился к стене недалеко от главного входа и принялся размышлять о музыке… или о лязге, как назвал это Билл. И задремал.

– Гаррет? – окликнул кто-то. – Вы здесь? – Голос чуть понизился. – Вы уверены, что он не ушел домой, Тарп?

– Нет, сэр, мистер Гилби. Нет. Он бы ни за что не ушел, не заперев за собой дверь.

– Я здесь.

Я попытался сделать шаг. Это оказалось нелегко. Все тело затекло.

Придерживаясь рукой за стену, я огляделся по сторонам. Увидел трех призраков, ненамного заметнее летнего марева, не обращавших на вошедших никакого внимания. Воздух немного прогрелся.