Вот наглец! Я еще никогда не испытывала такого смущения, было бы еще перед кем, сопляк с карандашом. В какой-то момент почувствовала, что если еще немного позлюсь на него, то меня охватит истерика. Я посмотрела на рисунок. Красиво нарисовал, очень точно, легкие штрихи, в рисунке есть настроение, я чувствовала его. Отодвинула кресло и села за стол. Передо мной лежал лист. На рисунке Сергей изобразил меня. Я так сидела еще несколько минут назад, чуть в пол-оборота, облокотилась на стол и скучающим взором смотрела куда-то в сторону. Но главное было не это, это как раз мне очень нравилось. Всегда восхищалась его работами, как он мог одним штрихом передать настроение в портрете, один росчерк грифеля и искорка в глазах. Но сейчас он нарисовал меня… Я сижу за столом в зале, а мои ноги… разведены в стороны, юбка лежит на коленях, одна рука на столе, на нее облокотилась, а другая лежит… между ног, и пальчиками глажу… И все же он наглец. Он это увидел во мне?! Захотелось порвать рисунок. Вдруг кто-то увидит? Но почему-то не сделала этого, с каждой минутой решимость сделать это таяла.
Я перевернула лист, встала, отошла к окну. Уже темнело, наступала осень, скоро будет темнеть уже часа в четыре, грустно об этом думать. Люблю лето, легко и тепло, особенно солнце люблю, когда оно часов в пять начинает заглядывать ко мне в спальню. Но сейчас на душе стало грустно. Почему он меня так нарисовал? Я ведь не давала повода, всегда была строгой, порой даже слишком. Противно сейчас об этом думать, но это моя работа — нагонять страх на сотрудников. И все же, почему?
Аккуратно свернула рисунок трубочкой, подошла к двери, выключила свет и закрыла за собой дверь. Офис был почти пустой, разве что еще несколько человек не успели сбежать, сидели и о чем-то шептались. Компания у нас большая, больше сотни сотрудников, наверное, кабинетов сорок или даже больше, как-то не задумывалась раньше над этим. Я шла в свой офис, пустой и такой огромный. Что мне там в нем делать? Разве что разговаривать со стеллажами и архивами.
Вышел Максим, директор нашего агентства. Порой днями не вижу его в офисе, у него своя работа.
— Идешь? — проходя мимо, спросил он.
— Да.
— Все решили? — замедлив шаг, спросил у меня.
— Завтра закончим.
— Хорошо, подожди минут пять. Я все.
— Ладно, — ответила ему.
Зайдя в свой кабинет, подошла к шкафу с архивами личных дел, все равно без меня никто не открывает его. Еще раз посмотрела на рисунок. Хорошо он рисует, здорово, что еще я могу сказать, умница.
Отодвинула кресло, присела на краешек, посмотрела на дверь. Тихо, даже не верится, что еще час в коридоре был такой бедлам, все бегали и трещали телефоны. Но теперь все по-иному, только слышались щелчки реле в блоках бесперебойного питания, надо менять, устарели.
Пальцами подцепила за край юбку и подняла выше колен, потом подтянула ткань к себе, коленки оголились. Было странно смотреть на них, они выглядели неуместно, как бельмо светились на фоне коричневого пола. Подтянула ткань еще выше и раздвинула ноги. Зябкое, неуверенное движение, как будто оно оголило меня, как будто на меня кто-то смотрит, но никого не было. Я еще раз посмотрела на дверь, тишина. Чуть приподнявшись, подцепила пальцами за трусики и потянула вниз. Они нехотя, буквально со скрежетом, поползли. «Вот черт!» Выругалась про себя и как можно сильнее дернула их вниз к коленям. Резинка натянулась, я дернула ягодицами, и тут трусики буквально слетели с меня, щелкнув по пальцам. От испуга вздрогнула и уставилась на дверь. Тишина. Заканчивая начатое, сняла их, аккуратно свернула и положила в сумочку. Села на кресло, повернулась в пол-оборота к столу, подтянула юбку, раздвинула коленки и как на рисунке положила ладонь себе между ног.
Возможно, я себе когда-то подобное представляла. Но сейчас меня щекотало не то, что я глажу, а то, что делаю это в офисе, в своем кабинете, открыто и нагло. Хотя, кого бояться или стесняться? Сейчас могу делать что угодно, никто меня не увидит и не осудит. От этой мысли мне стало спокойно, тело чуть обмякло. Глаза сами прикрылись, лишь только щелчки реле говорили о том, где я сейчас нахожусь.
Странное понятие «никто не осудит». Это такой стереотип общественного мнения. Люди, как раки, начинают прятаться в раковины, они наращивают эту ракушку и таскают ненужный груз повсюду, как будто она их спасет, так, разве что для самообмана. Только дети наивно говорят что думают и делают что им хочется, но это ненадолго. Их быстро дрессируют. Буквально все кому не лень: «не тронь, не надо, не так, стыдно, нельзя, не в коем случае». И вот уже цвета потускнели. Что они делают с ними, кто им дал право?
Меня никто не осудит. Да, это уж точно. Я дернулась от злости, встала, поправила юбку. Кому какое дело, что я делаю и думаю? Нервозно взяла сумочку, обошла стол и нагло ради себя задрала юбку как можно выше и, демонстрируя свой лобок пустым креслам, пошла к выходу.