Шепот

Подошла к нему вплотную, поставила чемоданчик на дорогу, молча обожгла его взглядом. Со смущенной усмешкой, краснея лицом и шеей, поставил и он свой чемоданчик, несмело прикоснулся к ней. Обожгла прикосновением. Он даже как-то всхлипнул по-детски, не верил своему счастью, сквозь помрачение восторга видел и ощущал ее возле себя. Обожгла своим телом, обволокла всего, окутала, как летний ветер с цветущих лугов.

Сиротами стояли чемоданчики посреди шляха. Еще кто наедет.

А те двое забыли обо всем на свете. За все годы ожидания. И за все годы отчаяния.

Потом она сказала ему:

— Пусти меня. Пойду.

— Куда же ты пойдешь?

— Куда-нибудь.

Он не нашел ничего лучшего, как спросить:

— А я?

— А ты пойдешь, куда шел. К матери.

— Я шел к тебе.

Привычным движением она поправила платок, смотрела мимо него, бледно улыбалась.

— У тебя отпуск. Я знаю. А потом опять вернешься назад. Ты солдат. А я уже имела солдата. Хотела уйти из дому, чтобы и тебя не видеть. Ну да уж…

— Галя! — он почти умолял.

— Прощай, — протянула ему руку. Он схватил эту руку, как последнюю надежду на спасение, она нетерпеливо отдернула ее.

— Забудь обо всем, — сказала тихо, подошла к чемоданам, взяла свой, пошла не оглядываясь.

Микола стоял и не верил всему, что произошло. Удивлялся, что столбом стоит на месте, не гонится за Галей, не идет вместе с нею, — и стоял, не двигался.

— Галя-я-я! — закричал ей вслед.

Она шла, не оглядываясь. Тогда он одним прыжком подлетел к своему чемодану, до сих пор стоявшему посреди шляха, вглядывался, видно, искал место, на котором только что стоял Галин чемоданчик. Ничего не видел. Может, ничего и не произошло? Ничего не было? Все только- померещилось?

— Галя! — коротко всхлипнул он. Девушка подымалась выше и выше, подходила уже к старому дереву, под его раскидистые ветви.

Коротко размахнувшись, он ударил что было силы чемодан носком сапога. Тот пошел кувырком. Микола в отчаянии оглянулся. Галя шла дальше. Еще была на холме, еще видел ее всю, но знал, что это продлится недолго. Вот она входит в землю по колени, до пояса вот только ее голова виднеется за кромкой земли, в последний раз качнулась на длинной шее прекрасная ее голова — все.

Он смотрел туда, где исчезла его красота, и в душе был крик, неуклюжий и скорченный, как старое сухое дерево посреди степи.

Поднял с земли свой запыленный чемодан, медленно пошел к селу.

Шел по улицам, кивал направо и налево головой, здороваясь с односельчанами. Перед своим двором на маленьком выгоне, поросшем осенней темной оравой, увидел приземистого пожилого мужчину, тянувшего козу. Он был в старом черном пальто с поднятым воротником, в растоптанных коричневых полуботинках. Когда Микола подошел, мужчина оглянулся. Был простоволос, в серой длинной сорочке, видневшейся из-под расстегнутого пальто. Сорочку подпоясывал довоенный витой поясок из белого шелка, с кистями. «Даже кисти сохранились», — подумал Микола равнодушно. Поздоровался с мужчиной тоже равнодушно, хотя сразу узнал его. То был учитель Правда.

— Постой, окаянная скотина, — крикнул учитель своей норовистой козе, натягивая веревку. — Ага. Ты? Так. Так. Значит, домой? Где же служишь?

— Я Галю встретил; — сказал хмуро Микола.

— А, Галю?… Так. Так. А у тебя фуражка зеленая. Это какой же род войск, если не секрет?

— Пограничный… Как же вы пустили ее?

— Пограничники! Ага. После войны — это первое дело: восстановить границу. Не хотят мерить своей земли только те, кто боится признаться, сколько они награбили чужих земель. Первый справедливый царь в Древнем Риме был Нума Помпилий… Он установил границы и соорудил на Капитолийском холме храм Термина — бога границ… А как ты ее не пустишь? Человек рождается свободным, как птица. Птицы летят в теплые края. Никто их не задерживает. Так почему же я должен держать родную дочку!

— Куда же она поехала? — не отступал Микола. Он поставил чемодан на землю. Видел отцовскую хату, знал, что там ждет его мать с нехитрыми гостинцами, но не мог отойти от Правды, еще надеялся на чудо, хотел верить, что Галя ушла от него не навсегда. — Она хоть вам сказала, куда едет?

— Нума Помпилий распорядился поставить на всех границах каменные изображения Термина. Тогда Рим еще не имел своего мрамора, все месторождения этого камня были на землях этрусков, пограничные столбы тесали из простого камня, называемого пеперино. Иногда их делали из кипарисового дерева, иногда, может, и из глины. Никто не упрекнет меня, если я перечислю не все материалы, из которых делали первые пограничные столбы… А куда она поехала — не знаю. Свет, широкий. Будет искать, где больше людей. Среди чужих легче прятаться со своим горем. Когда праздник, лучше среди своих, а когда…

— Ну, а вы как же? — не зная, что спрашивать дальше, не отставал Микола. Коза дернула учителя, тот покачнулся, еле удержался на ногах, покрасневшими от холода руками перебирал веревку, бормотал: