Шепот блуждающих песков

Что такое кара, знал каждый в империи. Кара – в значении не чего-то эфемерного, а вполне конкретного: если не сдержал обещания, данного на крови, тебя настигает такая вот расплата. Смерть хоть и не долгая, но мучительная. А как же иначе, когда горло и легкие стремительно покидают лживый рот? По мне, так большинство проклятий – и то милосерднее.

– А эта, – кронпринц совершенно не по-светски подлетел к телу вплотную, – что, сама умерла?

– Нет, ее облагодетельствовал главарь, когда понял, что я собираюсь атаковать его напарницу заклинанием стазиса. Видимо, он решил, что казематы хуже смерти. Конечно, с учетом, что казематы – для него, а смерть – для другого, – иронично хмыкнул муженек. – Не думал, что у него карабин с разрывными.

Да уж. Печально. Сиятельный, видимо, хотел оглушить «красотку», после того как запечатлел свинцовый поцелуй на ее бедре, но заклинание, рассчитанное на живого, прошило тело уже мертвой и рикошетом вдарило по студиозусу. Вот только чем поклялся этот хлыщ, что его так скрутило?

Пока Хантер обходил убитых, словно ища, чем бы поживиться, я решила вернуть свое приданое, оброненное при бегстве от громилы. Когда я вернулась с любимым гаечным ключом в обнимку, сиятельный рассматривал тело главаря, а потом и вовсе наклонившись над ним, с энтузиазмом пирата, почувствовавшего близость сундука с сокровищами, закопошился у мертвого за пазухой. Итогом текстильных раскопок стали кошель с деньгами, свернутый в несколько раз пергамент, связка ключей, пустая фляжка и носовой платок, столь грязный, что рассада кабачков могла принять его за родную грядку и не прогадала бы.

На обыск девицы подтянулись и мы с Микаэлем. Он оказался не столь прибылен: пара серебрушек в ременном потаенном кармане, обрывок патографной ленты, такой маленький, что на нем уместились всего две точки, нож за голенищем и кусок хлеба, завернутый в промасленную бумагу.

Последнюю находку Хантер сразу же придирчиво изучил и… бросил мимо меня через плечо.

От звука лязгнувших рядом с ухом челюстей я вздрогнула. Оказалось, Децли, шедший за нами так тихо, что про него и вовсе забыли, поймал хозяйскую подачку.

– Ты всегда кормишь ящера тем, что судьба опрокинет тебе на голову?

– А почему бы и нет? – искренне удивился сиятельный, в этот момент напомнивший мне рачительного гнома.

Правда, бородатый народец вот уже двести лет как порвал всякие связи с людьми, и бородатых карликов не видели даже старухи, дожившие до праправнуков, но все же…

– А у тебя в родне, случаем…

Я не успела договорить, как Хантер безапелляционно закончил:

– Гномов не было!

Видимо, на моем лице удивление было написано аршинными рунами, раз его привиденистое высочество сочли своим долгом пояснить:

– А лорду Хантеру этот вопрос задают каждый раз, когда он начинает торговаться.

Представить себе сиятельного чистоплюя, пытающегося сбить цену на базаре за пучок петрушки, утверждавшего, что она не лучше полового веника? Да такое с утра вообразить бы не смог даже знаменитый на весь Анчар побасенник дед Похмель, любивший остограммиться раз этак дюжину за вечер.

После детального осмотра находок выяснилась преинтереснейшая вещь: свернутый в несколько раз пергамент оказался картой Анчара. Достаточно подробной, но старой и «официальной». Без отметин стоянок кочевников и блуждающих песков, о которых знает каждый местный, зато наша Столица именовалась как «поселение имени Сиятельной Тринхольдини-Оделин-Лиции Цеймер-Арих». Признаться, я и не знала, почему здешняя дыра именуется Столицей. А тут оказывается, вон оно что: тройное имя и двойная фамилия какой-то благородной задницы.

По карте красной прерывистой линией был отмечен путь к границе, туда, где зиял разлом великой стены, ныне запечатанный сиятельными магами. Когда я глядела на неровный пунктир, мне подумалось: «Так ли надежно запечатанной?»

Считалось, что с востока империю омывал океан Голри, с запада обитало множество своенравных соседей, в арсенале которых не имелось столь мощной армии, как наша. Потому они славились радушием и миролюбием в отношении грозной державы, разумеется, а не меж собой. Север пугал матерых покорителей холодом ледников и отсутствием всякой жизни. А вот юг… В Альбионе даже поговорка такая ходила: «Хочешь найти путь к всенижним – начни с раскаленных песков Анчара». Именно отсюда некогда пришли в наш мир приспешники всенижних богов, твари первозданной тьмы. От них-то сиятельные маги и воздвигли великую стену.

А вот мои спутники удивились другому: выпавшим рисункам, сделанным углем. С первого, к слову весьма точного, на нас взирал суровый лорд Хантер Элмер. Со второго – кронпринц. А с третьего – больше напоминавшего небрежный набросок – я. Вот только я на нем была какой-то другой. Чуть старше, серьезнее, симпатичнее, чем привыкла видеть себя в зеркале.

– Впечатляет… – протянул Хантер, держа в руках мое изображение. – Так точно воссоздать образ лишь по словесному портрету… Жаль, что такой талант сгорел. Его бы в управление безопасности.