Шепот мертвых

Сковородка со звоном ударилась об стену, оставляя за собой хвост из воды и колеблющихся липучек для мух. Ты стоял, сжав кулаки и тяжело дыша, отчаянно разжигая в себе злость, потому что иначе оставался только страх. Боязнь неудачи, боязнь следующего шага. Страх перед будущим. Потому что, если посмотреть правде в глаза, что у тебя есть, что можно продемонстрировать, после стольких лет мучений? Бесполезные фотографии. Картинки, показывающие лишь, насколько близко ты подошел к цели, на которых нет ничего, кроме одного промаха за другим.

От такой несправедливости у тебя слезы навернулись на глаза. Сегодняшний вечер должен был уменьшить отчаяние, растущее после того, как одно разочарование за другим проявлялось на фотографиях. И захват Либермана этому бы поспособствовал. Это показало бы, что ты по-прежнему лучше всяких фальшивых пророков, провозглашающих себя всезнайками. Уж ты по крайней мере этого заслуживаешь. Но даже это у тебя сегодня отняли. И что у тебя осталось? Да ничего.

Только страх.

Ты закрываешь глаза, вспомнив картинку из детства. Даже сейчас ты испытываешь от нее потрясение. Холод большой гулкой комнаты обрушивается на тебя, едва ты входишь внутрь. И вонь. Ты по-прежнему помнишь это ощущение, хотя давно уже лишен обоняния. Обонятельная память – нечто вроде фантомных болей в ампутированной конечности. Ты замираешь, пораженный открывшимся перед тобой зрелищем. Ряды бледных безжизненных тел, обескровленных и безжизненных. Ты чувствуешь тяжесть руки старика, когда тот хватает тебя за шею, не обращая внимания на твои слезы.

«Ты хотел увидеть что-нибудь мертвое, ну так гляди теперь! Ничего особенного, верно? Смерть приходит ко всем нам, хотим мы того или нет. К тебе тоже. Гляди хорошенько, потому что это то, к чему все приходят. Все мы в конце становимся всего лишь мертвой плотью».

После этого посещения тебя годами мучили кошмары. Стоило тебе поглядеть на свою руку, увидеть кости и связки под тонкой кожей, как тебя бросало в холодный пот. Стоило поглядеть на людей вокруг, и ты снова видел те ряды бледных тел. Иногда, глядя на себя в зеркало, ты представлял себя одним из них.

Трупом.

Ты вырос, преследуемый этим знанием. А потом, когда тебе исполнилось семнадцать, ты посмотрел в глаза умирающей женщины, когда жизнь – свет – покидала их.

И тогда ты осознал, что ты не только кусок плоти.

Это было откровением, но с годами становилось все труднее поддерживать твою веру. Ты старался найти доказательство, но каждое очередное разочарование лишь ее подрывало. И после всех этих трудов и планов, после стольких рисков, сегодняшняя неудача едва тебя не доконала.

Вытерев глаза, ты пошел к кухонному столу, где лежала практически разобранная «лейка». Ты начал ее чистить, но даже это удовольствие обратилось в прах. Ты плюхнулся на стул и оглядел детали фотоаппарата. Апатично взял линзу и повертел в руке.

Идея возникла внезапно.

А когда она окончательно сформировалась, в тебе начало расти возбуждение. Как же ты просмотрел нечто столь очевидное? Вот же оно, прямо у тебя перед носом! Тебе не следовало забывать, что у тебя есть высшая цель. Ты упустил из виду действительно важное, позволил себе отвлечься. Либерман – это тупик, но необходимый.

Потому что, не будь его, ты, возможно, и не понял бы, какая редкая возможность тебе подвернулась.

Прикидывая, что тебе предстоит сделать, ты снова ощутил себя сильным и могучим. Ты чувствовал, что это то самое, искомое. Все, ради чего ты работал, ради чего терпел провал за провалом, все это было не просто так. Судьба бросила к твоим ногам умирающую женщину, и вот теперь судьба снова вмешалась.

Насвистывая что-то себе под нос, ты начал снимать униформу. Ты проносил ее всю ночь. Отдавать в прачечную уже некогда, но можно ее сполоснуть и выгладить.

Тебе нужно будет выглядеть наилучшим образом.

14

Когда я приехал в морг, в приемной дежурил тот толстяк.

– Слыхали о докторе Либермане? – спросил он. Писклявый голос жутко контрастировал с его внушительными габаритами. Он явно огорчился, когда я ответил, что знаю, и покачал головой, отчего его тройной подбородок заколыхался как желе.

– Жалость-то какая. Надеюсь, он в порядке.

Я просто кивнул, вставил карточку в замок и прошел внутрь.

Переодеваться в хирургический костюм я не потрудился, поскольку не знал, останусь тут или нет.

Пол находился в том зале для аутопсии, где работал Том. Он пересматривал содержимое какой-то открытой папки, лежащей на столе, но при моем появлении поднял голову.

– Как он?

– Все также.

Пол указал на бумаги в папке. Яркое флуоресцентное освещение подчеркивало черные круги у него под глазами, отчего его усталый вил становился более очевидным.

– Я просматривал заметки Тома. Кое-что я уже знаю, но было бы здорово, если бы ты немного ввел меня в курс дела для ускорения процесса.