Шепот мертвых

– Мне очень жаль. Я имею в виду Либермана. – Он смотрел на крышку стола, рисуя на ней толстым указательным пальцем абстрактные фигуры. Я заметил, что его кремовый костюм измят и давно не чищен, и понял, что Хикс носит его не снимая. – Он был хорошим человеком. Мы не всегда ладили, но он был хорошим человеком.

Я промолчал. Если Хикс хочет успокоить собственную совесть, то я ему в этом не помощник.

Но он, похоже, от меня этого и не ждал. Он взял бокал и угрюмо уставился на него.

– Я работаю тут уже тридцать лет, и знаете, что в нашем деле самое скверное? Каждый раз, как это случается с кем-то из знакомых тебе людей, тебя все равно это застает врасплох.

Он пожевал губу, словно был озадачен этим фактом. Затем поднес бокал к губам и выпил до дна. Крякнув, он открыл ящик стола и достал оттуда почти полную бутылку бурбона. На какой-то ужасный миг я подумал, что он предложит мне выпить, предложит какой-нибудь сентиментальный тост за Тома, но он лишь наполнил доверху бокал и убрал бутылку обратно в ящик.

Я еще некоторое время постоял, ожидая, не скажет ли патологоанатом еще что-то, но он уставился в пространство: либо забыл о моем присутствии, либо желал, чтобы я испарился. Что бы ни подтолкнуло его заговорить со мной, этот порыв уже миновал.

Я оставил его наедине с виски.

Встреча меня взволновала. Хикс оказался не столь простым и однозначным. И я подумал, сколько еще ночей он так вот сидел один в своем кабинете, одинокий человек, у которого в жизни нет ничего, кроме работы.

Это была беспокоящая мысль.

Смерть Тома лежала тяжким грузом на моей душе. Я вышел из морга и направился к машине. Ночь была прохладней, чем обычно, холодная сырость напоминала, что зима миновала не так давно. Звук моих шагов эхом отражался от темных зданий. Больницы никогда не бывают по-настоящему пустыми, но когда время посещения заканчивается, кажутся заброшенными. А морг, как правило, расположен подальше от случайных глаз.

До автостоянки было недалеко, и я оставил машину на хорошо освещенном открытом месте посередине. Но пока я шел к ней, в голове звучало предупреждение Гарднера. То, что было безопасным при свете дня, теперь казалось странно-угрожающим. Дверные проемы смотрели темными дырами, поросшие травой лужайки, которыми я любовался на солнышке, теперь превратились в поля тьмы.

Я шел ровным и размеренным шагом, отказываясь подчиняться внутреннему голосу, требовавшему поспешить, но был рад, когда наконец добрался до машины. Я достал ключи и отпер ее еще на подходе. И только уже открывая дверь, я осознал, что на ветровом стекле что-то есть.

Под один из «дворников» была засунута кожаная перчатка с расправленными на стекле пальцами. Должно быть, кто-то нашел ее на земле и сунул туда, чтобы хозяин увидел, подумал я, собираясь ее убрать. Внутренний голос предупредил, что сейчас неподходящее время года носить перчатки, но к этому моменту я уже до нее дотронулся.

Она оказалась холодной и склизкой и чересчур тонкой для обычной кожи.

Отдернув руку, я резко обернулся. Погруженная в сумрак стоянка была издевательски пустой и тихой. С бьющимся сердцем я снова повернулся к предмету на ветровом стекле. Прикасаться к нему я больше не стал. Теперь я знал, что это вовсе не кожаная перчатка.

Это была человеческая кожа.

18

Гарднер наблюдал, как оперативник поднимает щетку «дворника» и осторожно снимает пинцетом кусок кожи со стекла. Гарднер с Джейкобсен приехали двадцать минут назад. С ними приехал микроавтобус – передвижная криминалистическая лаборатория БРТ. Вокруг моей машины установили подсветку, и весь кусок территории оцепили лентой.

– Не надо было вам ее трогать, – произнес Гарднер, причем уже не в первый раз.

– Если бы я понял, что это, то не трогал бы.

Должно быть, раздражение все же проявилось в моем тоне. Джейкобсен, стоявшая рядом с Гарднером, отвела взгляд от криминалистов, обрабатывавших машину в поисках отпечатков пальцев, и посмотрела на меня слегка озабоченно – между ее бровями опять появилась маленькая морщинка, – но промолчала.

Гарднер тоже замолчал. Он держал в руке большой желто-коричневый конверт, который привез с собой, но пока что так и не сказал, что в нем. Гарднер бесстрастно наблюдал, как эксперт-криминалист осторожно кладет кожу в пакетик для улик. На этот раз приехала другая, незнакомая мне команда. Я поймал себя на том, что размышляю, были ли у нее в принципе другие задачи или это просто дежурная ночная бригада. Не то чтобы это имело значение, но было проще думать об этом, чем о том, что может означать новый поворот событий.

Осторожно держа пакетик рукой в перчатке, агент запечатал его и поднял вверх, чтобы Гарднер мог получше разглядеть содержимое.

– Да, она точно человеческая.

Я и без него это знал. Кожа была темно-коричневой и почти прозрачной по текстуре. Теперь стало совершенно очевидно, что она слишком неровная для перчатки, но ошибка была вполне объяснима.

Мне и раньше доводилось видеть такого рода штуки.

Только вот не на ветровом стекле своей машины.