Шепот пепла

Отца Нико, властия Соаху, звали попросту Седьмым. Таким образом опускалось и его собственное имя, и многоэтажные титулы, налепленные друг на друга подобно виноградинам. Во времена важные и пышные, на большие праздники и при встрече послов имя Седьмого звучало многословно и многозначно. Впору было сломать язык, выговаривая его. Но в обычное время оно уравнивалось с родовым числом правящей династии.

Нико опустился на колени перед картой и внимательно разглядывал ее, пока не наткнулся на маленькую точку посреди Медвежьего моря – Акулий остров. В этом месте Такалам изучал легенды о черном солнце и здесь же спрятал часть своих записей.

Нико мысленно прочертил несколько линий, однако все торговые пути проходили в стороне от тайника. Это усложняло задуманный план.

Послышался стук в дверь и голос служанки:

– Молодой господин!

Если выплыть из порта Падура и через Шейвелов пролив отправиться к основанию Большой Косы, а на середине пути взять курс северней…

– Молодой господин!

– Вот же проклятье! – Нико подскочил. – Я велел всем катиться отсюда!

– Седьмой властий ждет вас у себя! Позвольте помочь вам одеться!

Вырванный из потока мыслей юноша сгорал от раздражения, но слово отца – закон.

– Я сам оденусь, проваливай!

Нарядившись и расчесав непослушные кудри, Нико поспешил в сторону главного дворца.

Седьмой властий на первый взгляд не оправдывал слухов о собственной мудрости и величии. Ему было всего тридцать с небольшим. Возле уголков серых глаз чуть наметились морщины. Волосы того же каштанового цвета, что и у сына, рассыпались кольцами до груди. На левой щеке темнели три родинки. Седьмого можно было легко принять за брата Нико. Безбородый и хрупкий, он едва ли выглядел старше двадцати пяти. Между тем разум властия значительно опережал тело. Седьмой правил Соаху вот уже шестнадцать лет. В роду его давно не было чистокровных соахийцев – смуглых, черноволосых и высоких подобно пирамидальным тополям. Пройдя сквозь череду политических браков – с пухлогубыми ноойками, рыжими намулийками и множеством других народностей, – родовые черты сохранились только в кудрях и лисьем разрезе глаз. Они же передались Нико. Остальное юноша унаследовал от матери – принцессы государства Пакутта, имевшего большое влияние в Рыбном море.

Властии всегда с трепетом относились ко внешности наследников и заключали «красивые браки». Они выбирали сыновьям невест, обращая внимание не столько на статус, сколько на здоровье и выразительность лица девушки. Потому матерью Нико стала не первая, а пятая дочь шана с редкими мятно-зелеными глазами. И, надо сказать, весьма удачно. Благодаря ей Нико затмил даже Седьмого, имевшего очень приятную наружность.

Властий ожидал сына в светлом кабинете со стенами, завешанными расписным шелком. Нико терпеть не мог это место. Он помнил наизусть каждый штрих сюжетов, по линиям которых так внимательно скользил взглядом, пока слушал нравоучения отца. Конечно, теперь Седьмой бранил сына редко, но неприятные воспоминания навсегда пропитали узоры тканей.

– Ты избегаешь ее уже трид, сын мой, – спокойно сообщил властий, дымя трубкой из слоновьей кости.

Он сидел на подушке, скрестив ноги и опершись о низкий стол. Тело властия скрывали одежды из простого хлопка. Ни золотого шитья, ни тройного знакового пояса, ни жемчужных нитей в волосах. В общении с близкими родственниками Седьмой ценил простоту.

Юноша сел на коврик напротив, кашлянул в кулак, вдохнув порцию дыма.

– Я говорю о Варии. Она плачет день и ночь. Говорит, ты не хочешь на ней жениться, – продолжал Седьмой, и в его голосе сквозила сталь.

Нико съежился и промолчал.

– Ты так горяч ко всему, так чем же невеста заслужила твой холод?

– Своей глупостью, – сказал Нико. – Она пустая, как выеденная осой виноградина.

– Жене монарха не нужно быть умной, – отрезал Седьмой. – Она всего лишь следует за мужем. Достаточно и того, что у вас будут красивые дети. Я надеюсь, тебе хватает ума не очернять Варию у всех на виду. Ты не Такалам, чтобы быть таким честным. Давно пора поумнеть, а ты все еще похож на визгливого щенка. Я слишком тебя разбаловал.

– Как же. – Нико был взволнован запиской учителя и не следил за языком. – У нас будут очень красивые дети! Красивые и безмозглые. Вот увидишь, им и половины моего ума не достанется, если я разделю ложе с такой… – Он запнулся, не решаясь продолжать.

Седьмой пристально смотрел на сына. Нико чувствовал, как взгляд отца тяжелеет, норовя припечатать его к земле. Щеки юноши залились краской, на лбу и висках заблестели бисерины пота.