Шепот пепла

Цветочное поле скоро закончилось. Впереди простиралась Хассишан, давно не помнившая дождя. Тянулись вдоль горизонта озера-миражи. Даже птицы не пролетали в небе. Сиина думала о вещах, которые раньше решали за нее братья. Она вспоминала советы Иремила и уроки Марха. Всегда слушала вполуха, перебирая крупу или латая чью-то одежду. Это было не для нее. Она ведь женщина. Хозяйка. Зачем ей знать, как ставить силки или ловушки, как ловить рыбу и разжигать костер без спичек? Братья не давали Сиине заниматься мужскими делами. Но теперь она по крупицам доставала из мешков памяти все, что помогало выжить. Сиина – травинка посреди каменной пустоши. Открытая всем ветрам, она должна была вырасти в дерево. Ухватиться корнями за мертвую землю. Вгрызться в нее и выжить.

Вода пока есть. Если экономить, до реки хватит. Другое дело – пища. Сколько уже она не ела нормально? Сухари Генхарда закончились тридень назад. С тех пор были только кактусы и луковицы, случайно найденные в почве. Так не пойдет. Тело не выдержит.

Внезапно ветер утих, в воздухе повисла странная гнетущая тишина. Несмотря на прохладу, становилось душно, и Сиина едва удержалась от паники. Астре говорил, что такая погода – предвестник бури.

Поблизости ни кустов, ни больших камней. Девушка озиралась в поисках укрытия. Скалы далеко, а до них простиралось желто-серое песчаное одеяло в складках барханов.

На горизонте появилось темное облачко. Оно стремительно росло и приближалось. Дул северный ветер. Слабый поначалу, он быстро наливался мощью и гнал навстречу все больше пыльных вихрей. Сиина шла, обмотавшись платком, прикрывая глаза ладонью.

Мертвецы радовались гостье. Они заполонили всю округу. Врезались в путницу, кружили рядом, рассыпались облаками из пепла.

Сиина села спиной к ветру, укуталась и стала просить сожженных оставить ее в покое. Колкий дождь забивался в волосы, каскады крупинок скатывались по спине, собирались в складках ткани. Снова хотелось пить. Сиина задавила в себе страх и не дала ему прорваться наружу. Так и сидела – живая в гуще призраков.

Буря утихла, засыпав ее наполовину. Девушка долго кашляла, отряхивалась, жадно пила. Она с трудом оторвала кувшин от губ, не давая себе сделать лишний глоток. Потом поднялась и шагала к скалам до самой ночи, пока не выбилась из сил. Над головой раскинулся мерцающий алтабас[2] неба, полный серебряных блесток, расчерченный мимолетной бахромой падающих звезд. Вместе с темнотой на тленные земли опустился мертвый покой.

Сиина укладывалась спать, когда ее в очередной раз кольнула тревога. Что-то рядом. Совсем близко. Она вскочила и огляделась.

Неподалеку остывали нагретые за день каменные чешуи. Низкие и плоские, сточенные ветром, засыпанные песком, они могли служить неплохим убежищем для змей. Рядом, под слоями наносов, бугрились кусты тамариска. Почва там рыхлая, пористая. В самый раз для гадов. Сиина не подумала об этом, когда решила остановиться на ночлег.

Она встала и, схватив палку, стала осторожно приближаться. Сердце екало, сжималось, но Сиина заставила себя забыть о нем. Ночные хищники выходили на охоту. Об этом предупреждал громкий шуршащий звук.

Увидев гадину, Сиина отшатнулась. Ей навстречу ползла песчаная эфа – ядовитая змея тленных земель. Из-за нее Иремил лишился левой руки. Когда гадюка укусила прималя, ему ничего не оставалось, кроме как попросить помощи у мертвых. Иремил позволил им забрать руку от кончиков пальцев до плеча, лишь бы яд не разошелся по телу. С тех пор в поврежденной конечности мясо, жилы и кости заменились на пыль.

Сиина не умела говорить с сожженными. У нее была только палка. Хорошая, крепкая палка.

Эфа подползла ближе. Ее было плохо видно на фоне темнеющего песка. Сиина стояла неподвижно, подгадывая момент. Она знала, что эта змея не из медленных. Она питалась грызунами и ящерицами.

Гадюка угрожающе поднялась и распахнула пасть. Страх сдавил виски. Змея ринулась на Сиину, но за миг до этого предупрежденная Целью девушка отпрыгнула и с размаху ударила эфу по плоской голове. Ударила еще и еще. Потом придавила ядовитую пасть и, морщась от отвращения, отделила голову от туловища тупым ножом.

Кровь была мерзкой, липкой. Сиину трясло, но она схватила холодную, шероховатую змеиную тушу, сняла с нее шкуру, как чулок, выпотрошила и вычистила. Выкидывать ничего не стала – шкура сгодится для веревки, а внутренностями можно приманивать рыбу в реке. Мясо пришлось есть сырым, зажмурившись и почти не жуя. Оно было не таким уж противным, и Сиина глотала кусочек за кусочком, думая об Астре. Она выживет с помощью самой смерти. Она обещала ему.

* * *

Под землей холодно и сыро. Сотни луковиц пустили корни. Влажные, разделенные на мириады ворсинок, они впитывали Астре и поднимали по стеблям, чтобы напоить распустившиеся белые венчики.

Нет рук, нет культей, нет преград.

Больше не калека. Не безногий уродец. Не порченый. Не чье-то бремя.

Просто вода.

Сок в тончайших прожилках лепестков, просвеченный солнцем, иссушенный ветром, испаренный теплом – вот кто он теперь.