Меня трясут. Вспышка, кто-то открывает мне веки и светит в глаза фонариком. В машине несколько человек, они одеты в красно-желтые одежды со светоотражателем. На штативе рядом со мной висит пакет с кровью, от него к моей руке тянется длинная трубка. На потолке и лицах отражаются проблески синего света. У меня кружится голова. Видимо, мне что-то вкололи от боли, что-то очень сильное. И все же бок болит нестерпимо. Я не выдерживаю эту боль, проваливаюсь в сон. Анита ждет меня на опушке леса, я могу отправиться к ней в любой момент.
— Руе.
Знакомый голос. Справа от меня сидит молодая женщина, ее лицо горит от волнения. Ронья. Она берет в свои руки мою свободную ладонь.
— Руе, очнитесь!
Я кашляю. Где-то рядом шипит рация. Кто-то что-то говорит, но я не могу уловить, что именно.
— Дайте мне минутку! — говорит в рацию Ронья. В ответ я слышу шипенье. — Держите наготове наряд, чтобы они выехали, как только у нас будет адрес. Руе, Руе, вы со мной?
Анита ждет меня на краю леса. Она улыбается мне, говорит, что все будет хорошо. Я закрываю глаза, пытаюсь приманить ее обратно, но сейчас вокруг одна тьма.
— Руе!
Ронья продолжает звать меня обратно в боль. Я постанываю. Вижу, что за Роньей стоит женщина в форме врача «Скорой помощи». Может быть, она отведет меня к Аните?
— Почему вы не воспользовались тревожной кнопкой, Руе? Вы должны были нажать на кнопку, когда она пришла к вам, или позвонить нам. Не впускать ее, не разговаривать с ней, не позволять ей всадить вам в живот нож. Это была ваша единственная задача. Зачем вы это сделали?
Я издаю стон.
— Я должен быть убедиться, что ее осудят.
— И подставиться под нож — это выход?
— Диктофон, — говорю я. — Она забрала его?
— Конечно!
— Извините, — перебивает медсестра. — Надо спешить. Надо срочно оперировать.
— Мне нужно, чтобы он ответил на несколько вопросов, — говорит Ронья. — Руе, где найти Мариам Линд?
Я не могу говорить. Так больно… Да и что мне сказать?
— Наряды в Кристиансунне и в Олесунне готовы к захвату, — не отстает она. — Им нужно только знать, куда ехать. Вы знаете?
Мариам
Я другая. Моя дочь впервые видит мое настоящее лицо. Я сижу на полу. Ибен сидит напротив меня, Кэрол держит ее за плечи. Ибен недоверчиво слушает, ей страшно от тех слов, которые вылетают у меня изо рта, от моих жалких попыток смягчить то, что я говорю, сделать так, чтобы все не выглядело таким жутким. Самооборона. Нет, я убила Дэвида не из самообороны. Из мести. Лицо Кэрол темнеет. Когда я останавливаюсь, она жмурится, сжимает губы. Медленно качает головой.
— Не ври о моем сыне!
— Я не вру, Кэрол.
— В комнате, кроме вас двоих, никого не было. А он мертв. Ты привязала его к кровати и убила. Может быть, он не хотел тебя или еще что-то. Тебе нравится убивать. Ты убиваешь животных и людей. Этот полицейский все мне рассказал. Знала бы ты, как я рыдала… Столько лет я спрашивала себя, что же случилось с моим сыном… Я даже думала, что, возможно, он что-то натворил и заслуживал этого. Но тот полицейский рассказал мне, что тебе нравится убивать. И повод тебе не нужен.
Я знаю, что она права. Мне понравилось убивать Дэвида. У меня не сердце, а муляж. И все же этим ненастоящим сердцем я люблю.
— Именно тогда я узнала, что произошло. И о том, что у меня есть внучка. Я решила помочь твоей дочери сбежать от такого чудовища, как ты, решила дать ей новую жизнь. Ты же хотела, чтобы она принадлежала только тебе, хотела уничтожить ее. В тебе нет любви, ты ее уничтожаешь. Я думала, что ей будет лучше здесь, со мной, со своей бабушкой. Но ты заслуживаешь того, чтобы я ее убила.
— Ты сама себя слышишь, Кэрол?
Она сует револьвер в рот Ибен. Глаза девочки расширяются.
— Твоя мать обвиняет моего сына в том, что он вынудил ее убить его. Он вроде как сам себя и убил. Вот только это неправда. Это она его убила. Очень многие отзывались о нем плохо. Но они ошибались. Он был прекрасным сыном.
— Ты знала его таким же, как и я, Кэрол, я уверена! Хоть себе не лги!
Кэрол заталкивает ствол револьвера еще глубже. Ибен тошнит, по ее нежным щекам текут слезы. Меня тянет броситься к ней, но смелости не хватает. Кэрол распирает ярость, она готова в любой момент спустить курок.
И тут на полу что-то стремительно мелькает. Я смаргиваю. Неро облизывает воздух своим раздвоенным языком. А затем поворачивает голову ко мне.
Руе
— Мы кое-что упустили, — говорю я. Перевожу дыхание. От усилия весь бок пронзает боль.
— Мне нужно знать,
— Я думал все эти двенадцать лет.
Она переехала в Кристиансунн из Олесунна двенадцать лет назад, сразу же после того, что случилось с Анитой и Авророй. Что она сделала со змеей? Может быть, убила ее или выпустила в лесу? Но что-то подсказывает мне, что змея была ей слишком дорога, чтобы просто избавиться от нее.
— Ибен родилась в январе, — говорит Ронья.