Шепот питона

Среда, 23 августа 2017 года

Я просыпаюсь — мне что-то давит на грудь. Неро прижимает голову к моему уху и лежит совсем неподвижно. Я изучаю чешуйки у него на голове, отверстия в его щеках, через которые он впитывает тепло окружающей среды, вечно открытые остекленевшие глаза, по которым никогда нельзя сказать, спит он или бодрствует. Его камуфляжный окрас очень пригодился бы свободному тигровому питону для охоты на суше, между камней и листвы. Но на полинялом голубом постельном белье его прекрасно видно.

Когда я просыпаюсь в следующий раз, он лежит рядом со мной. Вытягивает свое длинное тело, разбуженный светом из окна. Я протягиваю руку и осторожно глажу его по спине, чувствую под пальцами жесткие чешуйки. Он стал огромным, больше меня. Я осторожно касаюсь его головы, и он поворачивается, реагируя на движение, пробует языком воздух.

— Я знаю, куда мне нужно поехать, — шепчу я. — Я должна съездить к единственному человеку, который способен совершить нечто подобное. Мне так страшно…

Я пытаюсь вдохнуть, борюсь с тошнотой, которая поднимается во мне при мысли о том, что мне нужно сделать. Я всегда была уверена, что никогда этого не сделаю, если я и не сомневалась в чем-то, то именно в этом. Но выбора у меня больше нет.

На кухне Ингвар моет посуду. Из колонок гремит музыка. Я постукиваю по дверному косяку, и он оборачивается ко мне.

— Кофе в кофейнике.

Он кивает на голубой кофейник на столе. Я достаю из серванта чашку.

— Ты сегодня дома?

— Мне нужно кое-что развезти, но во второй половине дня буду дома. Дверь оставлю открытой, так что приходи и уходи, когда захочешь. — Он замолкает. — Если тебе нужна помощь с… чем-нибудь, то я вернусь и с удовольствием помогу тебе. Только скажи.

По спине пробегают мурашки. Я вспоминаю тот вечер, когда здесь был Патрик. И как Ингвар разговаривал с ним, будто ничего не случилось. Не говоря уж о том жутком дне, когда он позвонил мне и разыграл эпилептический припадок. Ингвару доверять нельзя. Я здесь по единственной причине: этот дом, эта квартира что-то значат.

— Мне не нужна помощь, — говорю я.

* * *

Усевшись в машину, я прикрываю глаза и вижу, как с неба вместо снега падает пепел. Может, сегодня случится конец света и ничего уже будет не нужно, и мне не придется ехать туда. В животе, в самой его глубине, все сжимается в комок, но я все-таки начинаю движение. Выезжаю на длинную дорогу, ведущую туда, к городу. Возможно, сегодня случится конец света. По улицам потечет кровь, на землю упадет метеорит… В скандинавской мифологии говорится, что во время конца света Змей Мидгарда, Ёрмундганд, выйдет из океана и проползет по всем землям и полям. Мне кажется, я вижу, как своим мощным телом он стирает с лица земли дома, фермы и учреждения. В конце света будет уже неважно, нашла я Ибен или нет и что именно с ней приключилось. Все мы будем страдать.

Выезжая на шоссе, я прибавляю скорость. В середине дня ехать по этим дорогам очень приятно. Проезжаю мимо футбольного стадиона; когда я отсюда уехала, его только открыли. Еду дальше к Муа, сворачиваю к Суле. С того вечера я его не видела. Чувствую, как от мысли о его ледяном взгляде все тело начинает дрожать от страха.

Я сворачиваю на обочину, перевожу дыхание. Сердце колотится о ребра. Закрываю глаза и представляю себе Змея Мидгарда, проползающего по этому шоссе, сбрасывающего с дороги все машины. У него еще есть время. Я отправляю запрос во вселенную, но, когда открываю глаза, передо мной по-прежнему шоссе, по которому знай себе мчатся по своим делам машины.

Дом стоит на пригорке, недалеко от причала, куда пристает маленький паром до Олесунна. Паркуясь, я чувствую тошноту и жалею, что не позавтракала. Выхожу из машины и смотрю на дом. Подхожу к входной двери. Таблички с именем Шейе возле звонка нет; видимо, теперь у них новая система домофонов. Я высчитываю нужный этаж. Держу кнопку достаточно долго, хотя тело разрывается от нежелания делать это.

Руе

Олесунн

Суббота, 16 апреля 2005 года

Вечер за окном был окрашен в мерцающий синий — раз, два, три, вот и ночь. Где-то далеко бурчали голоса — какая-то передача по радио. Я сидел на табуретке в чужой гостиной; сосед предоставил ее в распоряжение полиции. Они привели меня сюда, когда поняли, что я родственник. На плечи мне накинули плед, словно пациенту в шоковом состоянии, но я его снял. На самом деле, мне было холодно. Телу было холодно, а лицо горело, будто огонь все еще сидел у меня в голове, в глазах, в мозгу.