Натянув и их и распихав ампулы, шприцы и скальпели по карманам, в последний раз я оглядела спящую деревню и направилась в рощу, на противоположной стороне, не в ту через которую мы пришли. Лекарства позволяли идти не чувствуя боли, а отдохнувший и сытый организм бодро реагировал на окружающую обстановку. Я, сколь могла, внимательно прислушивалась и присматривалась. Глаза мне не особо помогали, а вот слух улавливал множество разных звуков, особенно когда я вошла в лес. Тут меня окутала, и вовсе непроглядная, тьма, поэтому пришлось вытянуть руки, дабы ни во что не врезаться. Опасно, конечно, да что ж поделаешь, вариантов не много.
Я брела всю ночь, стараясь, лишний раз не хрустнуть веткой, да ни обо что не удариться. Получалось не очень, но я старалась.
Утро было не очень добрым. С первыми лучами резко закончилось действие лекарства, обрушив на меня лавину боли, заставившей присесть и со свистом втягивать воздух. Заболело сразу и всё. Я, малодушно обещавшая себе использовать анестетики только в экстренном случае, решилась сделать укол. В таком состоянии я была не ходок, как ни странно, особенно после этой передышки. Когда болит всё время, волей-неволей приноравливаешься, уговариваешь и себя и боль, что надо идти. Но когда всё начинает болеть сильно и резко, уговоры не помогают, ты валишься с ног и можешь только жалеть себя.
Трясущимися пальцами я набрала в шприц немного болеутоляющего. Риши рассказывал, что колоть такое лучше всего в вену, чтоб быстрее подействовало, но перетянуть руку было нечем и я, зажмурившись, всадила иглу в плечо, под мышцу. Подействует, но медленнее.
Сколько я так сидела, пока меня отпустили цепкие лапы боли, я не скажу, но когда я смогла воспринимать мир в привычных красках, солнце уже взошло и игриво пробивалось сквозь листья, как бы говоря: «Вот, видишь, всё хорошо».
Я, в конце концов, смогла нормально сесть и, вот тут-то, мне желудок сообщил о новой оплошности. Еды у меня с собой не было. Сейчас, когда резь немного притупилась, а болеутоляющего я ввела не много, именно чтобы заглушить приступ, неизвестно, сколько мне ещё добираться до своих, организм потребовал пищи. Как раздобыть пропитание идей не было, можно конечно поискать ягоды, но на это уйдёт много времени…
Именно в этот момент, я, краем глазом заметила какую-то тень, она притаилась за кустом и явно имела силуэт человека. Медленно я вытащила из кармана скальпель и рванула упаковку, та послушно, с треском разъехалась. Нападать с таким оружием не разумно, но и выпускать тень из поля зрения я не собиралась.
Долго мы находились без движения, я сидящая на траве и человек, притаившийся за деревом, но в какой-то момент тень распрямилась явив моему взору своего обладателя, заставив расслабленно выдохнуть. Это была Мари, но радость сменилась праведным гневом:
— Мари, зачем ты ушла из деревни? — накинулась я на неё.
Девчушка лишь пожала плечами и улыбнулась. Вести её обратно? Да нет у меня ни времени, ни сил. Да и, в конце концов, я боялась возвращаться. Страх, что старейшина сдаст всех в Лагеря Общества, не покидал меня. Честно говоря, я даже была немного рада, что девчушка решила сбежать со мной. Всё же я питала к ней добрые чувства.
— Ты писать то научилась? — поинтересовалась я. Она довольно, отрицательно замотала головой. Отлично, как же с ней объясняться. И тут меня поразила мысль, что скажет Тэкео, что он сделает с девочкой? Я обреченно махнула рукой, отмахиваясь от мыслей, выбора у меня всё равно нет.
— Ну, пошли, — я с трудом поднялась, — но имей в виду, прислушиваться и приглядываться, вовсю. И я ничего не обещаю. Не известно, что будет, когда мы дойдём, — предупредила её я.
Мы шли два дня, в слепую, без меток и даже не представляя куда идём. У Мари оказался с собой нож, а на ботинках обнаружились шнурки, теперь делать уколы было проще. А ещё находчивая девица, в отличие от меня, набрала немного еды, когда она закончилась, Мари с ловкостью кошки отыскивала и ловила жирных крыс, так что перебоев с мясом у нас не было.
А ещё, в пути, у меня сложилось стойкое ощущение, что всё происходящее казалось малышке игрой.
К вечеру второго дня лес поредел, и мы вышли к деревушке. Я здесь не бывала. Притаившись за деревьями, я старалась разглядеть, что там творится. Долго я вглядывалась в поселение, которое затягивало вечерней дымкой тумана, солнце село, и начало ощутимо холодать, ну да самое время для ливней. Была почти середина лета.
Мари, до этого егозой скакавшая вокруг, замерла у соседнего дерева. Чёрт, как плохо, что начало темнеть, я всё меньше различала. Вдруг девчушка подскочила ко мне и потянула за рукав, указывая куда-то. Когда я посмотрела, куда указывала моя попутчица, из груди вырвался облегченный вздох. Из-за забора выходили и становились на постах часовые. Но обрадоваться меня заставило, что все они были в чёрной форме повстанцев. Эту форму мы получали с одной, из благосклонно относящихся к нам, фабрики. Мы их кормили, а они шили нам удобную, форменную одежду.