— Ну, уничтожал я село, в котором все жители были асоциальными элементами, как нам сказало руководство. Да и надо заметить, имеет отличную идеологию, оно охраняет спокойную и сытую жизнь своих граждан.
— Ты командир отряда? — осенила меня мысль.
— Всякое возможно, — осклабился собеседник.
— Ты знал, чем так плохи повстанцы…
— Я знаю, что вы разрушаете упорядоченную жизнь Общества, уничтожаете корректирующие Лагеря…
— Какие они, к чёрту, корректирующие! — не сдержалась я, — ты в курсе, что из них не вышел ни один живой человек!
— Почему же вышел? Наш командир отделения ездил в Лагерь лечиться.
— Лечится? — окончательно вскипела я, — да не лечится, а, небось, пересаживать себе какой-нибудь орган!
— Да. Печень если я не ошибаюсь.
— Ты понимаешь, что девяносто девять процентов попавших туда там и остаются!
— А ты понимаешь, что чтобы лечить людей нужны органы, а так же нужны новые вакцины. В противном случае мы все передохнем как клопы.
— Может сам готов отдать себя на органы? — ехидно поинтересовалась я.
— Ну, я не настолько самопожертвенен.
— То есть считаешь надо загнать туда других, а господина Маркуса, пожалуйста, не трожьте?
Пленный ухмыльнулся:
— В логике тебе, конечно, не откажешь, но если ты пришла агитировать меня против Общества, то не трать силы. Я уяснил, что оно меня не примет. Другой разговор — я понимаю, что я или с ними, или с вами. Пока мне удобнее быть с вами.
— А перестанет быть удобным, тут же переметнёшься?
— А ты нет? А ты не захочешь быть живой и беспринципной, нежели мёртвой и принципиальной.
— Я выберу быть мёртвой, если тебе это ещё не ясно.
— Да почему же, ясно. Просто я попробовал допустить мысль, что ты всё же хочешь, чтобы твой ребёнок выжил.
— Покажи на плане сёла, рядом с тем местом, где вы на нас напали, — ох как мне не нравился этот диалог.
— Я тебе говорю, что деревень не видел. Могу только указать Лагерь. Рядом, с которым мы базировались. Я там от силы сутки пробыл.
Я присела и расстелила карту:
— Показывай.
Он ткнул грязным пальцем недалеко от того места где мы были. Я обвела его кружочком и подписала «Возможно, Лагерь», он лишь хмыкнул.
— Что это за газ был?
— Формулу от меня ждёшь? Напрасно, я не химик.
— Почему мы задыхались без респираторов, а вы нет.
— О чём я и виду речь, медицина должна развиваться, — ухмыльнулся он, — прививки делают большое дело, а ты тут мне распинаешься о человеколюбии.
— Как долго действуют прививки? — я старалась не вступать в полемику, поняв, что он пытается от меня получить тот ответ, который я давать, не собиралась, а спорить с ним бесполезно.
— Около недели.
Недовольно кивнув, я побрела в сторону кострища, не сильно разбирая дороги. Мне всё это совсем не нравится. Мне не нравится этот Маркус. Что-то с ним не так. Раньше этого я не замечала, а сейчас… сейчас как минимум меня пугала беспринципность этого человека, не говоря о том, что спиной к нему было поворачиваться опасно. Не видя, а замечая его каким-то внутренним чутьём, я поймала за руку Кондрата:
— Я тут подумала, — пожевав губу, буркнула я, — следи-ка ты за новеньким… как только его нога пройдёт, пожалуй, мы его отпустим на все четыре стороны, а может и прощальный пендель отвесим, — это фраза заставила Малыша расплыться в довольной улыбке.
21
Я поведала Каре про то, что рассказал мне Ли. Подруга лишь удивлённо таращила глаза и открывала рот, но потом, собравшись с мыслями, решилась их озвучить:
— Как можно считать, что ты рожденный, когда ты выращенный? И главное зачем? Выращенным живётся легче, их не проверяю постоянно, да и вообще. Зачем человеку заведомо говорить, что он отстающий?
— Может один из родителей пытался что-то скрыть. Например, рожденный ребёнок умер, а отец попросил не говорить матери и подменил ребёнка?
— И какой комитет пойдёт на это?
— Ну, не комитет, сотрудники… Те пойдут, которым жаль будет. Люди разные бывают. Меня вон не забрали в Лагерь, хотя сейчас я знаю, что я по всем параметрам, первый клиент.
— Ага, все вокруг хотят тебе помочь. Я думала ты избавилась от этих мыслей.
— Ну да. Теперь я считаю, что все должны мне помогать, — хмыкнула я.
— Обязаны, — широко улыбнулась в ответ подруга, — не знаю, странно всё это. Почему тогда он не вернулся когда узнал?
— Ли сказал, что он немного съехал по фазе, — потупила я взгляд, но вдруг встрепенулась, — а как он выглядел? Опиши.
Кара задумалась. Её взор остановился, лицо немного заострилось, мне даже стало как-то не по себе.
— У него чёрные, непослушные волосы… он их не любил стричь, и чёлка постоянно падала на глаза… глаза у него большие, цвета молочного шоколада и всегда задумчивые. Прямой нос и брови в разлёт. А ещё у него тонкие кисти, с длинными, нервическими, музыкальными пальцами. Губы у него узкие, светлые, но когда он целует…
— Мадам, да вы поэт. Он худой? Какой рост? — прервала её я, а то сейчас дело зайдёт туда, куда я не планировала.
Кара словно бы вышла из транса, встряхнув головой:
— Худой, рост чуть выше меня, на пол головы.
— Описание конечно, редко такого встретишь, — саркастически заметила я.