– Слыхали! – воскликнул Архирад, обращаясь к Дедушке и тыча забинтованной ладошкой Бах-Рулинскому в грудь. – Вот она, рабоче-крестьянская смекалка! Вчера спрашиваю, что ели на обед? Борщ, говорит. А где, спрашиваю, мясо взяли? Собачку оприходовали, которая три дня у ворот ошивалась? Или оступившегося бойца Революции схрумкали?.. Вот вам крест, говорит, кипяточком обошлись! Ну, думаю, кипяточек не самогон. Можно принять кружечку… для адаптации пролетарского организма к бескормице. А где кипяточек раздобыли? С бою взял, говорит! Оно и, правда, вчера все углы посшибал на Невском! А уж как дорвался до «Максима», молотил, пока вода в кожухе не закипела! Вот вам и революционный кипяточек! С ароматом пороха! Не отходя, как говорится, от классовой борьбы! Сливай да пей! А чайная заварка – буржуазный предрассудок с капиталистическим душком! Не так ли, товарищ, обошедшийся кипяточком?
Архирад визгливо засмеялся, а Бах-Рулинский засуетился, поставил клетку с кошкой на пол, стал мять в руках кожаную кепку.
Архирад похлопал его забинтованной рукой по плечу: – Ничего, ничего, не смущайтесь, товарищ кожемяка! – И снова дедушке на смехе: – Вот вам крест, говорит, кипяточком обошлись!
Бах-Рулинский виновато согнулся.
– И всё ж не без опия, товарищ Бах-Рулинский! Или что там у вас нынче в ходу?.. – Архирад погрозил пальцем. – За
крест
вас в Кресты следовало отправить. Религия – опиум для народа. А за опиум… Ну, да ладно. Это с вами другие сделают. Не буду отбирать хлеб у соратников. Вы мне пока архинужны. За рулём усидите?
– Как прикажете, товарищ…
– Тамбовский волк вам товарищ! Долой старорежимные привычки, товарищ Бах-Рулинский! – припечатал Архирад. – Надо говорить: как прикажет Революция!
– Как прикажет Революция! – повторил с безумным взглядом Бах-Рулинский.
– Вот это по-нашенски! А Революция приказывает взять профессора под микитки и поместить в резервуар вашей бронированной колымаги. Садитесь за руль броневичка и свезите товарища учёного… куда прикажете, Иван Александрович? В Петропавловский равелин?
Архирад снова зашёлся в смехе, откинув корпус назад и прикрыв перевязанной рукой половину лица, дабы смехотворная зараза не перекинулась на дедушку.
– Шучу! Чёрный юмор Революции делает своё красное дело. С юмором и помереть не страшно. А? Не пробовали?..
Какой весёлый этот Архирад, подумалось мне. И в цирк не надо ходить. И тут я вспомнил о дедушкином приборе, который висел у меня на переносице. Я быстро перекрыл красный глазок и открыл синий. Всё вокруг стало серо-синим, а звук словно отключили. Как в немом кино. Архирад прищурив один глаз, что-то горячо говорил и при этом размашисто рубил воздух перевязанной ладошкой. Я тут же заметил красную пульсирующую точку в теле Архирада. Она была маленькая, едва заметная, и металась в теле своего хозяина, как муха под стеклянным колпаком. И если бы она не светилась красным светом, я бы её вообще не увидел. И она… вот это да! Красная точка циркулировала между головой и животом лысого господина, которого моя детская наивность нарекла Архирадом. Причём в голове она едва дрожала и казалось неуловимой, но как только ей удавалось переместиться в желудок, распухала и пульсировала, словно прожектор на маяке. «Гениальный убийца!» – мелькнуло у меня в голове.
Мне захотелось тут же поделиться с дедушкой своим открытием, я дёрнул его за рукав, но встретил упреждающий взгляд: мы же договорились – никаких вопросов.
…Когда мы тем же путём вернулись домой, дедушка, не говоря ни слова, снял с меня изобретённый им прибор, спрятал в шкатулку с двойным дном, шкатулку засунул подальше в шкаф за стопку книг, шкаф запер на ключ и беззвучно заплакал.
– Что с тобой, дедушка?
– Прости…
Дедушка положил дрожащие руки мне на плечи, долго смотрел на меня и, наконец, проговорил решительно:
– Ты открывал синий окуляр?
– Да… – прошептал я, затаив дыхание, но пятки мои оставались холодными.
Дедушка опустил глаза.
– Ну, что ж, это твоё право. Только я тебе, внук, так скажу: забудь о том, что ты видел через эти очки.
– Забыть? Почему?
Дедушка вздохнул, отошел к окну и остановил взгляд на старом тополе, где копошилась, обстоятельно устраивая своё гнездо, жирная ворона.
– Потому что сквозь искусственные фильтры… жизни в её подлинности не разглядеть. Она искажается до неузнаваемости. И кажется не тем, чем есть на самом деле. Упрощается, что ли… Смотри на жизнь открытыми глазами и открытым сердцем. И никого не слушай. Думай сам. И тогда, может быть, она откроется тебе во всём своём бесконечном многообразии и таинственном величии…
Через день дедушки не стало.
Постскриптум
Много позже, когда я вырос и кое-что узнал о жизни, дедушкино изобретение, которое он сам поначалу почитал за универсальное средство на путях разгадывания человеком тайн живой природы и которым гордился, оказалось очередной обманкой, очередным и, надо сказать, небезопасным заблуждением.
И тогда я вспомнил его последние слова…