Шепот темной стороны

Я посмотрел на хозяина дома со смешанным чувством.

— Сколько вам успел рассказать мастер Этор?

— Не мне — отцу. Но я читал его дневник, и, поверьте, написанного там достаточно, чтобы остерегаться внимания Ордена и понимать, чем мне будет грозить открытие правды.

Вот, значит, почему он предпочитает отсиживаться в захолустье и помалкивать в тряпочку. Если в Ордене пронюхают, что самое страшное оружие Эрнеста Кровавого все еще живо, Уэссеска раздерут на мелкие клочки. В прямом смысле этого слова.

Я прищурился.

— Почему же тогда вы рискнули обратиться ко мне?

— Вы — одиночка, — спокойно ответил хозяин дома, уперев взгляд на оставшееся на донышке лекарство. — И за вами никто не стоит. А еще, если верны мои предположения насчет вашего происхождения, то вы с высокой долей вероятности придерживаетесь взглядов мастера Этора. И так же, как он, вряд ли захотите иметь дело с Орденом.

Он помолчал и через некоторое время добавил:

— К тому же, у меня не осталось выбора. Как я уже сказал, мой старинный «друг» спит все тревожнее, а время сна становится все короче.

Я снова насторожился.

— Думаю, не сильно ошибусь, если предположу, что его продолжительность напрямую зависит от возраста носителя?

— Не ошибетесь, — бесстрастно подтвердил Уэссеск. — Чем старше становится носитель, тем чаще происходит пробуждение. Отец даже вывел формулу, по которой можно рассчитать, в какой именно день его «друг» проснется. А также дату, когда он окончательно перестанет впадать в спячку.

Я нахмурился еще больше.

— А ваш отец, случайно, не рассчитал дату самого первого пробуждения своего «друга»?

— Нет. Вместо него это сделал темный маг, имя которого я вам уже назвал.

Я насторожился.

— Если верить ему, — ровно продолжил Уэссеск, крутя в руках недопитый бокал, — первое пробуждение состоялось двести сорок девять лет назад. А последнее… произойдет сегодня. В полночь, если быть точным.

— Как, сегодня?! — подпрыгнул на своем кресле Родериқ.

Хозяин дома не уделил ему ни унции своего внимания. Напротив, он почему-то снова посмотрел на меня и, непонятно усмехнувшись, залпом допил бокал.

— Это — последняя ночь, когда он будет хоть как-то уязвим. Поэтому-то, мастер Рэйш, я и хотел с вами увидеться. Из всех возможных претендентов только у вас есть шанс избавить город от угрозы.

У меня вдоль позвоночника пробежал холодок. Что-то мне совсем не нравится наш разговор. И почему-то все больше кажется, что темная сторона недобро притихла.

— Почему вы так решили?

— Нииро стар. Ему не выдержать поединка, — так же спокойно пояснил Уэссеск, отставляя бокал в сторону. — А у вас, как я уже сказал, есть шансы.

— Вы уверены? — напряженно спросил я.

— Безусловно. В Верле больше нет темных магов, так что я в любом случае обратился бы к вам.

Я замер, лихорадочно оценивая ситуацию.

Итак. Передо мной сидит последний потомок некогда могущественного рода некросов, тесно связанный с искусственно созданной сущностью, единственное предназначение которой — убивать. Причем контроля над ней Уэссеск не имеет, но до сегодняшнего дня его это почему-то не смущало. Он совершенно спокойно жил, вел свои дела, зарабатывал на хлеб насущный и не порывался ни с кем делиться сомнениями. И это при том, что он точно знал, что такое Палач, и наверняка нашел способ им манипулировать… да-да, я на сто процентов уверен, что он научился если не управлять, то хотя бы подталкивать своего невидимого «друга» к нужным решениям. И именно это примиряло его с ситуацией, иначе он уже попробовал бы что-то изменить. Особенно если знал о дате окончательно пробуждения духа. Как и о том, что Палач скоро полностью сбросит заклятие поводка, превратившись из духа-охранника в свободное от обязательств чудовище, которое продолжит действовать согласно заложенной создателем установке и станет неутомимо избавлять наш мир от многочисленных грешников. Εдинственным известным ему способом.

Представляете, сколько голов он срежет за какой-нибудь месяц?!

Вот и мне трудно представить. Каждый из нас хоть как-то да согрешил в этой жизни. Каждый когда-то да оступался. Но если боги снисходительно относятся к человеческим слабостям, то Палачу чуждо сострадание. Лишившись управляющего заклятия, он будет убивать всех без разбора: богатых — за то, что когда-то ограбили; бедных — за то, что хотя бы однажды позавидовали; нищих — за то, что пали духом; убийц — за смерть; мошенников — за обман; молодых — за страсть; старых — за жадность; детей — за ложь; взрослых — за большую ложь…

Может, только жрецы и уцелеют. Да и то, не факт: жрецами никто из них не родился, а Палачу наверняка будет без разницы, когда они совершили грех, приведший к покаянию. А значит, никто не будет в безопасности, и, скорее всего, в очень скором времени Верль превратится в город обезглавленных призраков, которые не найдут упокоения до тех пор, пока убийца не уснет или пока не найдется кто-то, кто сможет его уничтожить…