Шепот теней

Он проснулся от боли: мозг будто пронзали острым штырем. При этом голову что-то сдавливало – неприятное ощущение, напомнившее Полу приступы мигрени, которыми он страдал во время болезни Джастина. Тогда Пол уединялся в темной спальне, и Джастин, вернувшись из школы, шел к нему. Он старался развлечь отца песнями или разными историями из книг или из жизни, а Полу не хватало духу признаться сыну, что невыносимей всего для него сейчас слышать этот звонкий детский голос.

Пол глотнул – рот и гортань совершенно пересохли. Стоило приоткрыть глаза – его ослепил свет, и боль обожгла с новой силой. Комната, где он лежал, была погружена в полумрак. Что же это такое? Полу потребовалось время, чтобы вспомнить недавние события: аллею, две машины, китайцев, которые завязали ему глаза, и ударивший в нос едкий запах. За этим мог стоять только Тан. Ведь это он не обещал Полу приятной прогулки.

– Что еще вам известно? – как бы мимоходом спросил его Тан во время ужина.

– Так я вам и сказал, – полусерьезно-полушутя отозвался Пол, с удовольствием наблюдая, как меняется в лице его собеседник.

Вероятно, он допустил ошибку. Не лучше ли было просто сказать правду: «Ничего. Я рассказал вам все, что знаю, больше добавить нечего»? Как можно быть таким легкомысленным? Кристина права…

Он попробовал сесть и застонал от боли. Кровь забилась в висках. Нужно было срочно принять таблетку. Пол испугался, что не выдержит, сдастся. Он оглядел комнату: ни унитаза, ни ведра. Только раковина в углу. Когда его вырвало, комната наполнилась удушающе-кислым запахом. Пол глубоко вдохнул несколько раз.

Его ложе представляло собой подобие топчана с невероятно жестким матрасом, на котором он едва мог лежать. Пол медленно поднялся. На нем был вчерашний вечерний костюм. Правда, похитители основательно вычистили карманы: исчез мобильник, бумажник, документы. Кроме того, отсутствовал брючный ремень и шнурки на ботинках. На деревянном столике рядом с кроватью стояла пластиковая бутылка с водой и миска с рисом. Пол протянул руку и жадно припал к бутылке.

Помещение, в котором он находился, напоминало тюремную камеру. На противоположной стене под самым потолком белело одно-единственное зарешеченное окошко. Металлическая дверь была снабжена выдвижной решеткой. Пол схватился за нее обеими руками, потряс, прокричал несколько раз: «Эй! Кто-нибудь!» – но ответа не получил. Тогда он приставил единственный стул к стене и выглянул в окно. Очевидно, камера располагалась под землей. В верхней части просвета мелькнул кусочек голубого неба шириной с ладонь. Приоткрыв стеклянную створку, Пол услышал шум автомобильного мотора и чьи-то шаркающие шаги. Неужели к нему так никто и не заглянет? Пол прислушался. Потом слез со стула и подошел к двери: никаких признаков жизни.

Куда же они его все-таки упекли? Вряд ли это государственная тюрьма, и уж тем более не гостиница. Он находился в подвале. Пол вспомнил о подвалах в здании полицейского управления, где, по рассказам Дэвида, обвиняемых принуждали к признанию. Пыткой, в случае необходимости.

Как ни странно, эта мысль ничуть его не испугала. Возможно, все дело было в недостатке фантазии. Ведь страх, если только он не обусловлен личным травматическим опытом, есть не что иное, как порождение разгулявшейся фантазии. Этим Пол часто утешал Джастина, который боялся темноты. «Ты просто воображаешь себе, что может с тобой случиться. А кто не умеет воображать, не боится».

Пол вспомнил Майкла Оуэна. Возможно, тот до конца не представлял себе, как далеко может зайти его противник.

Мысли упорно возвращались к Дэвиду и давнишней трагедии в горном монастыре. Тан поведал ему эту историю во всех деталях и с такой изобразительной силой, что картины чужого прошлого буквально стояли у Пола перед глазами. Он видел разрушенный монастырь, каменный пол, усеянный оскверненными рукописями и книгами, марширующих по полям красных гвардейцев. Вот Дэвид подает Тану деревянный шест, который тот заносит над головой, и… Самое страшное, что Пол видел все это глазами равнодушного зрителя. Он не чувствовал ничего, кроме поднимавшегося изнутри холода. Нечто подобное было сразу после смерти Джастина, когда его сердце словно парализовало. Кошмарное, давящее онемение, которое приносило некоторое облегчение, но только поначалу. Пол приложил тогда немало усилий, чтобы вырваться из этой душевной комы, и теперь совсем не хотел в нее возвращаться. Но стоило только подумать о Дэвиде, как внутри словно разверзалась черная пропасть. Ни ненависти, ни горя, ни разочарования, как будто ничего этого и не было.

Пол сел на кровати, прислонился к бетонной стене и прикрыл глаза в надежде, что боль хоть немного отпустит. Откуда-то, словно из другой жизни, доносился шум автомобильного мотора, шаги, иногда даже голоса. Но вскоре все стихло.