Шепот тьмы

Лейн сидела на полу, скрестив ноги, уткнувшись лицом в руки. Она была одета во все серое и окутана тенью, темнота прихорашивалась у ее ног, как грустный, жалкий котенок. Мгновенно эта адская боль пронзила его кости. Его зубы скрежетали так сильно, что могли треснуть. Он знал: от него ждут, что он уйдет. Он знал это, но что-то в движении ее плеч заставило его застыть на месте. Подняв руку, он кашлянул один раз в кулак. Лейн резко поднялась, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

– О. – Ее лицо опустилось. – Это ты.

– Пришел сказать тебе, чтобы ты вела себя потише. – Он прижал палец к корешку книги, изображая интерес к названию. – В библиотеке нельзя шуметь.

Она потерла вздернутый кончик носа и ничего не сказала. Полное отсутствие упрека с ее стороны заставило его издевку рухнуть. Она выглядела такой уязвимой, какой он ее никогда не видел, в потрепанном худи и джоггерах, с веточками лаванды в пучке.

Он не мог уйти, но и остаться тоже не мог. Не там, где на них может кто-нибудь наткнуться. Осмотрев полки, он убедился, что за ними никто не наблюдает, а затем указал подбородком в направлении зала.

– Иди за мной.

– Зачем? – недоверчиво сморщила нос Лейн.

Он не ответил. Взял свою сумку и ушел, надеясь, что она последует за ним.

К тому времени, как он добрался до спокойного коридора учебных классов, тугая проволока в его груди спуталась в клубок. Он задыхался, стиснув зубы. Лейн стояла чуть позади него, держа рюкзак перед собой, как щит. Она смотрела на него красными, опухшими от слез глазами.

– У меня не забронирована комната для занятий, – сказала она.

Он достал из кармана ключ и помахал им перед ее носом.

– Плюсы быть ассистентом преподавателя. Пойдем.

Друг за другом они зашли внутрь. Лейн держалась от него так далеко, как только могла. Дверь захлопнулась за ним с неприятным щелчком. Он сунул ключ обратно в карман. Насупившись, как уличная кошка, Лейн стояла в нескольких шагах от него, перед доской. – Что мы тут делаем?

– У меня работа по мультиверсальным этическим теоремам. – Он бросил свой рюкзак рядом с ее ранцем и опустился на ближайшее сиденье. Из открытого рюкзака Лейн высунулась записная книжка в незнакомом переплете. Он окинул взглядом исписанные каракули и сказал:

– Можешь продолжать плакать, если ты считаешь такие вещи продуктивными. По крайней мере, здесь ты не привлечешь зрителей.

Он не отводил взгляд от незнакомого почерка, когда Лейн притащила стул и плюхнулась на него с гораздо большей силой, чем требовалось.

– Что это? – спросил он, ткнув ноющим пальцем в блокнот.

Лейн посмотрела, куда он указывал.

– Конспекты Адьи по латыни.

– И почему они у тебя?

– Потому что, – сказала она, ковыряя ногтем большого пальца похабный рисунок, который кто-то вырезал на столе, – мои бесполезны.

Наклонившись вперед, он подтащил блокнот к себе. Как только взглянул на него – пожалел, что сделал это. Верхняя часть страницы была вполне обычной – склонения существительных, список лексики. На полпути вниз чернила расплылись. Начало фразы приобрело форму.

Non omnis moriar.

Давуд написала ее сначала правильно. А потом она написала ее задом наперед. Она перевернула надпись вверх ногами. Non omnis moriar. Non omnis moriar. У Колтона похолодело в животе. Он отложил блокнот, металлическая спираль звякнула по дереву.

– Записи тоже кажутся довольно бесполезными, – сказал он, стараясь придать себе отстраненность, которой не чувствовал. Когда он поднял взгляд на Лейн, то увидел ее за тысячу миль от себя. Подбородок упирался в кулак. Смотрит в широкое окно на восточной стене. Солнечный свет превратил цвет ее глаз в жидкий виридиан.

– Уэнздей, – сказал он мягче, чем хотел. Ее взгляд медленно скользнул в его сторону. – Почему бы тебе просто не сказать правду своим профессорам?

– Я не стесняюсь этого, – сказала она, – если ты так думаешь. Просто в тот момент я всегда волнуюсь, что заставлю их чувствовать себя кретинами.

– Может быть, они заслуживают того, чтобы чувствовать себя кретинами.

– Неважно. – Она наклонилась вперед, положив подбородок на руки. – Ты бы этого не понял.

– Может, и нет. Но я точно знаю, что летом ты отправила электронное письмо всем их помощникам. Если они не прочитали письмо, это их вина.

Она молча смотрела на него в течение долгой минуты, сложив ноги по-турецки.

– Мои родители хотели, чтобы я поступила на онлайн-программу, – сказала она, когда тишина затянулась. – Я настаивала на большем. Я хотела получить опыт. – Она сказала это с насмешкой, как будто опыт был чем-то смехотворным. Что-то достойное презрения. – В лекционных залах тысячи звуков. Кто-то переворачивает страницу. Кто-то кашляет. Кто-то продолжает щелкать ручкой. Я думала, что смогу все успевать, если буду просто вести записи. Но это бессмысленно, если в записях полно дыр.

Он подумал о ее нарисованной карандашом бабочке, о том, как слова обрывались и распускались в широкие крылья. Теперь он видел, что еще выглядывало из ее ранца. Экзаменационный лист с сердитой красной надписью «Подойдите ко мне».