— О, а твоя подруга дело говорит, — усмехнулся Пашка, прочитав последнее.
— Ты даже не представляешь, кого сейчас поддерживаешь, — усмехнулась я в ответ, и коротко напечатала:
— Я тоже одобряю, — высказал свое ценное мнение Краснов.
— В смысле Лекс? — не оценил дифирамбов в честь своего одногруппника изнеженный солист и ловко выхватил мой телефон.
— Эй! отдай сейчас же! — мгновенно отреагировала я, попробовав вернуть гаджет, но руки у Паши оказались длиннее моих. Оставалось только обиженно пыхтеть у парня под боком и наблюдать за его перепиской с Булкиной.
— Заблокируй её, — в ответ на мой заливистый смех, хмуро посоветовал Пашка и отключил экран, возвращая мне мобильник.
— Кстати, ты знаешь, что твой Димка оказался знаком с моей Лизой? — вспомнила я еще одно сообщение Маринки, которое она мне прислала во время концерта.
Поначалу я даже подумала, что Булкина, как обычно, не разобравшись, сделала поспешные выводы. Но потом, сопоставив факты, — и Маринкины доводы, — была вынуждена поверить в то, что Пашкин двоюродный брат, Дима, который часто гостил у него летом, и которого мы с Красновым нещадно терроризировали, и есть то самое Лизкино Чудо-юдо.
— С твоей соседкой? — Паша опять сграбастал мою руку, а сердце привычно забарабанило в груди. Однако я больше не придавала этому значения.
— Да, — улыбнулась я. — Ни за что не угадаешь, какое прозвище она ему придумала! Это покруче твоего «Карапузика».
— И хуже твоего «Телепузика»?
— Ужас! Должно быть он нас ненавидит.
Я рассмеялась и пустилась в увлекательное повествование, описывая во всех красках первую встречу Лизаветты и — это надо же! — Димки. А потом Пашка всё-таки выполнил моё желание и рассказал о Доминикане, океанах и китах. Один из которых по-прежнему кружил над нами.
— Ммм…Как вкусно! Боже, спасибо тебе за МакДрайв и круглосуточное обслуживанье, — уперев взгляд в кремовый потолок машины, с благодарностью протянула я и забросила в рот новую порцию картошки фри.
— Всегда пожалуйста, — ожидаемо-заносчиво ответил с соседнего сиденья Пашка и нагло спер у меня несколько золотистых долек.
— Эй! У тебя своя есть!
— У тебя вкуснее, — пожал плечами этот дерзкий обжора, вдобавок закусывая картофель чизбургером.
Я только усмехнулась и покачала головой, удивляясь отменному аппетиту парня. Хотя у меня самой аппетит был не хуже: ночь, проведенная под открытым небом, весьма недурно поспособствовала этому.
Со стадиона мы с Пашей ушли лишь в четыре утра. К тому времени кит уже не парил над нами, а от увлекательных разговоров давно сел голос. Собственно за одним из разговоров, который сопровождался неприлично громким смехом, нас и застал какой-то бойкий дядюшка, отдаленно напомнивший мне охранника. Попричитав на тему распущенной молодежи, этот гражданин попросил нас удалиться, что мы собственно и сделали.
— И когда ты уже научишься есть аккуратно, Краснов? — глядя на испачканного парня, со вздохом спросила я и протянула тому салфетку. — На, вот, Павлуша, будь хорошим мальчиком и вытри свою левую щечку.
— Жуть. С чего это ты заговорила тоном Инны Валерьевны? — послушно следуя моим указаниям, спросил музыкант.
— Потому что время идет, а ты не меняешься. Ладно, давай помогу, — устав смотреть на вялые попытки Краснова привести себя в порядок, я взяла салфетку и, перегнувшись через коробку передач, осторожно промокнула левый уголок его рта.
— Всё? — отчего-то шёпотом спросил Паша, стоило мне опустить руку.
— Всё, — прошептала в ответ, глядя прямо в его глаза. — И как я раньше не замечала? Неужели, у тебя всегда были такие необычные глаза?
— Без понятия, — пожал плечами Пашка и лукаво спросил: — Хочешь рассмотреть поближе?