Шепот Земли и молчание Неба. Этнографические этюды о традиционных народных верованиях

Человек рубил лес, человек жег костры, он не мог обойтись без леса. Потребность в дереве была столь велика, что, казалось, и сам человек тесно связан с деревом. Давным-давно считалось, что человек может стать деревом, дерево — обернуться человеком. Недаром в ночном глухом лесу бурелом, ветвистые деревья часто воспринимаются как очертания людей или очеловеченных духов: разных там демонов, гномов, кикимор, леших и тому подобной «нечисти».

Боязнь повредить дереву имела изначально признание человеком своего родства с ним. Подобное родство явно проявлялось, например, у нивхов Сахалина, которые считали себя потомками лиственницы, айны — потомками ели, а ороки — березы. На вопрос, почему эти деревья выбраны в предки этим, а не иным народам, нивхи отвечали: «По совпадению внешнего вида людей с деревьями».

Особое место в жизни русских крестьян дореволюционной России занимала береза, которую в семикскую неделю (седьмая неделя по пасхе, когда устраивали поминовение усопших) выбирали в роще, нарекали «семикской» и специально обряжали в девичий костюм. Каждая девушка — участница обряда с березой брала ленту из своей косы и вешала ее на дерево. Сами девушки наряжаются под березу, на голове каждой из них — зеленый березовый венок.

Кто-то из девушек брал обряженную в девичий костюм березку, носил ее по деревне, заносил в дома, чтобы был укреплен, упрочен союз дерева и человека, как союз родственников. Девушки из ветвей березы вяжут венки. Чтобы связать свою судьбу с избранником и чтобы желаемое сбылось, каждая девушка должна хотя бы один венок на ветвях завязать.

По народным поверьям, если сплетенное кольцо на ветвях березы через три дня останется таким же свежим, как и несплетенные ветви, если кольцо не подточит червь, не сломает ветер, значит, мечты девушки сбудутся.

Завивать кольца из ветвей березы в роще девушки должны были одни, без парней. Вообще обряд с березой был девичьим, женским обрядом.

Пройдут с наряженной березкой девушки по селу и бросят ее в воду, чтобы вода в реке стала такой же сладкой, как березовый сок весной, или поставят в поле среди растущей ржи.

Береза, считалось, дарит счастье, богатство и даже потомство. Береза — добрый и близкий «родственник» людей, ее почитающих.

Подобный обряд, совершаемый по весне с деревом, не поддающимся точению насекомых, — с можжевельником, встречается у таджиков. Существенное различие в том, что в Средней Азии его исполняют юноши. Ранней весной юноши, совершив обряд очищения, уходили в горы, брызгали на можжевельник вином и маслом, в его тени ели хлеб и фрукты, а затем срезали деревце и несли его в свое селение. Жители встречали их радостно, с музыкой. «Деревце, — пишет Дмитрий Зеленин, излагавший обряд, — ставили на камень близ реки, и тут же происходило веселое празднество — с плясками, с принесением в жертву козла, заканчивавшееся общим омовением в реке. После омовения каждый брал ветку обрядового дерева к себе домой. Запершаяся дома жена спрашивала пришедшего мужа у дверей: „Кто там?“ И муж отвечал ей: „Если тебе нужны дети, я их принес; если пища, я ее принес; если скот, я его принес; все, что пожелаешь, я имею!“ Жена часть листьев со священной ветки обливала вином и водою, после чего клала их на огонь, самую ветку посыпала мукой и вешала к потолку, где она висела целый год».

С тотемом березой ходили по селению русские, белорусские и украинские девушки, с можжевельником или малым кедром — тотемами — ходили по селению таджикские юноши. И те и другие видели в дереве прародителя: одни — материнского, другие — отцовского рода.

Тотемизм в разных ипостасях, в разных обличьях — то в виде животного, то птицы, насекомого, то дерева или травинки — существовал повсюду в начальной истории мыслящего человечества. До сих пор в нашей стране остались пережитки тотемизма: наиболее зримо они присутствуют в медвежьем празднике сибирских народов, заставляют еще раз вернуться к образу человека, который приходит медведем.

В древней легенде кетов, когда появились земля и люди, рассказано и о первопредке кетских родов — Кайгусе.

Кайгусь был особенным. Он был и человеком, и медведем одновременно. Он думал, чувствовал, страдал и говорил как человек, но обликом он был медведь медведем. Косолапый, бурый, толстошкурый, с мощными клыками и когтями. Ходил Кайгусь, раскачиваясь на двух задних ногах-лапах.

Рожден был Кайгусь женщиной, которая вступила в брак с медведем, спасшим ее в своей берлоге в суровую зиму. Кайгусь любил близко подходить к человеческому стойбищу, вдыхать дым костров в чумах, прислушиваться к голосам людей. Пришло время, и Кайгусь сказал матери:

— Я больше не могу жить с вами, я пойду к людям сватать себе человеческую девушку.

— Не ходи, глупый, не ходи, — запричитала мать, — люди тебя убьют, приняв за зверя. Не ходи.

— Я пойду, я не могу больше без людей. Пусть убьют, но я не могу больше.

Отец-медведь молча обнял лапами Кайгуся и легко подтолкнул его к выходу из пещеры: иди, мол, сын, иди, если решил.